Рации оказались в плачевном состоянии, так как упаковка насквозь промокла- и морская вода сделала свое дело; металлические детали покрылись ржавчиной, а остальные — заплесневели. Было очень обидно, что такой ценный груз пришел в негодность. Оставалось лишь надеяться, что большую часть раций специалисты смогут восстановить. Мишель невольно представил себе выражение лица Арно, когда тот увидит испорченные рации, а о потоках ругани, которые неизбежно последуют, он боялся даже подумать. Рации свалили в кучу прямо на сырой пол рядом с брюквой в одной из пристроек фермы. Разве могли знать крестьяне, как, впрочем, и те, кто, рискуя жизнью, доставили сюда этот груз, что для нас он дороже груды бриллиантов?
Мишель попросил сына хозяина фермы где-нибудь в сухом месте постелить мешки, аккуратно составить на них рации, закрыть сверху тряпьем и так хранить, пока за ними не приедут.
— А вдруг на ферму нагрянет полиция. Что тогда? — встревожился тот.
— Дружище, — успокоил его Мишель, — я обещаю вывезти все в течение двадцати четырех часов.
— Ладно… но после, если ваши не приедут, я засыплю все брюквой или картошкой. А то, чего доброго, нас еще схватят. Тогда уж мы не сможем вам помогать.
— Хорошо, договорились.
С фермы он поехал к Карте. Тот обещал, что рации, подрывные устройства и консервы завтра же утром вывезут с фермы и надежно спрячут. Рациями займутся специалисты. Карте охотно согласился, что груз безопаснее переправлять, минуя прибрежную дорогу, лучше всего в телеге с сеном. Он горячо заверил, что его люди решительно обо всем позаботятся.
«Да, конечно, — подумал Мишель, — если только не забудут». Люди, которые непосредственно осуществляли подобные дела, не внушали сомнений. Все они не из трусливого десятка и занимались этим охотно. Беда в том, что руководство движения Сопротивления юго-восточной зоны страдало отсутствием распорядительности. Карте никогда не приходило в голову поставить задачу конкретно, распорядиться, например, так: «Маршрут такой-то. Всего пятнадцать километров, вначале — крутой подъем. На все потребуется по меньшей мере три часа, вместе с погрузкой и выгрузкой. Проследите, чтобы гараж, расположенный там-то, очистили от мусора до прибытия груза и подготовили смазочный материал и упаковочную бумагу, потому что груз сильно заржавел при перевозке по морю». Вместо этого он в лучшем случае просто говорил первому же, кто попадался на глаза: «Вот что, отправляйтесь на ферму Гомец, заберите груз, привезите сюда и спрячьте где-нибудь. Осторожнее с грузом; говорят, есть что-то ценное».
Но на этот раз Карте в присутствии Мишеля не отдал даже такого распоряжения, так как поблизости не оказалось подходящего человека. Он просто перешел к другой теме и заговорил о письме, которое переслал Мишелю с Луизой.
— Надеюсь, Мишель, вы согласны с тем, что я писал в своей записке?
— К сожалению, у меня не было времени прочесть ее.
— Буду весьма признателен, если вы все-таки выберете время. Дело довольно срочное. Касается Арно.
— Хорошо, прочту сразу же, как только вернусь обратно, — сказал Мишель, огорченный тем, что его застали врасплох. Он, конечно, не стал объяснять, почему до сих пор не прочел письмо.
Он вернулся в Канн и договорился с Сюзанн, что она и Антоний поедут на ферму и возьмут сотню банок консервов для себя, Мишеля и Кэтрин. Всего для группы Карте прислали больше тысячи банок.
В одной из радиограмм, которые принес Арно, говорилось, что один крупный французский авиаспециалист скрывается от властей Виши. Требовалось найти этого специалиста и предложить ему уехать в Англию, он был бы там очень полезен. Мишель дал Сюзанн последний адрес француза и попросил взяться за это дело. При этом он сказал, что у него, Мишеля, скоро кончатся французские деньги, а сейчас срочно нужно два или три миллиона франков. Нужно узнать, не захочет ли кто-нибудь обменять деньги по уже испытанному методу. Сюзанн обещала заняться и этим.
Затем Мишель отправился обедать к Роберту, хотя было еще довольно рано.
Спокойная обстановка, царившая в ресторане, превосходная кухня, вежливость официантов — все это обычно успокаивало взвинченные нервы.
С самого начала, решив стать завсегдатаем этого ресторана, Мишель никогда не изменял ему. Каким бы трудным ни был для него день, какая бы важная ни предстояла встреча, как бы он ни спешил — в ресторане он неизменно сохранял раз и навсегда усвоенные манеры тонкого знатока французской кухни, который собирается отобедать спокойно и с аппетитом. Глядя, как он ест, можно было подумать, что это его любимое занятие. Он всегда платил по счету, давал средние чаевые и не был придирчив.