Тут была загадка и психологическая, и политическая!
В то время как лейтенант королевской армии, полномочный представитель правительства его величества, ломал голову над этой загадкой, Харлан докладывал магарадже Ранджиту о своей беседе с Бернсом.
— Цель достигнута: англичанин озадачен. Твердо требуйте Пешавара взамен помощи Шудже. Англичанин перетолкует мои предупреждения так, что нам невыгодно возвращение Шуджи в Кабул, потому что оно выгодно Англии. А раз так, то Англии надлежит утвердиться в Кабуле, посадив там снова Шуджу. Без вашей помощи этого не сделать. Значит, Пешавар ваш! Ручаюсь, что именно так доложит Бернс в Дели генерал-губернатору лорду Бентинку.
Харлан ошибался. «Ранджит Синг одержим необузданным честолюбием, — рассуждал Бернс. — И если он распространит свое влияние к северу от Инда, в Афганистан, он будет опасным союзником для нас! Шуджа в Кабуле — игрушка, от которой нити протянуты в Лахор… Вопрос, очевидно, в том, чтобы иметь Афганистан на своей стороне. Значит, следует искать язык дружбы с Баракзаями…»
По площади прошел взвод пехоты, видимо, для смены караула, и Бернс подивился стройности и четкости движений, выправке солдат… Наполеоновские генералы не зря получали от Ранджита воистину царское вознаграждение!
— Итак, — произнес вслух Бернс, — надлежит непосредственно в Кабуле, в личном общении с Дост Мухаммедом, искать верного ответа: как быть с Афганистаном…
После трех недель пребывания в Лахоре Бернс попросил у магараджи прощальную аудиенцию.
Ранджит усадил его рядом с собой на великолепных коврах и после обычных по восточному церемониалу вопросов о здоровье сказал:
— Мы написали ответ на милостивое послание могущественного монарха Англии и вручим его вам. Мы также пишем генерал-губернатору и приглашаем его посетить нас… Пенджаб с того момента, когда был заключен первый договор с Компанией, неизменно верен дружбе с Англией. И мы надеемся, что и впредь и вечно будет между нами союз. Мы озабочены теперь смутами в соседнем Афганистане. Они угрожают спокойствию не только нашей страны, но и Индии. И мы льстим себя надеждой, что в Лондоне и Калькутте поймут наши заботы, и мы найдем сообща целительное средство, которое прольет бальзам спокойствия на обе наши страны.
Ранджит ни слова не сказал ни о Пешаваре, ни о Шудже, но Бернс и без того понял, о чем идет речь.
В изысканных и пышных выражениях, также не обмолвившись и звуком о том, чего домогается магараджа, Бернс благодарил его за милостивый и радушный прием и обещал довести до сведения генерал-губернатора все пожелания и просьбы столь верного и доблестного друга Англии, как его высочество «лев Лахора».
С богатыми подарками для короля и генерал-губернатора, на подаренном лично ему великолепном арабском скакуне, в богато украшенном седле покинул Бернс 14 августа 1831 года столицу Пенджаба.
4
В Симле, городке в Гималаях к северу от Дели, Бернс представил Бентинку подробный отчет своей миссии в Синде и Пенджабе. Он горячо говорил о том, что необходимо исследовать положение не только в Афганистане, но и за Оксусом, в ханствах Мавераннахра, а также в Иране, чтобы проверить, насколько велико там влияние России.
Бентинк, выслушав Бернс а, сказал, что он подтверждает выводы и заключения Артура Конноли.
— С его докладной запиской вам надлежит ознакомиться, после чего мы вернемся к этому вопросу.
Бернс внимательно прочитал обширный отчет Конноли о путешествии из Петербурга в Индию и особенно его выводы.
Конноли рассмотрел условия, возможность и вероятность вторжения в Индию с севера по двум направлениям.
«Если бы России удалось установить свое прочное влияние в Хиве, чтобы иметь возможность создать здесь операционную базу, вторжение в Индию, хотя и трудное, однако стало бы возможным…» Развитие торговли с Хивой и на берегах Оксуса будет способствовать подготовке нападения на Индию с этой стороны. Однако же, анализируя экспедиции Муравьева и Негри—Мейендорфа, Конноли пришел к заключению, что этот вариант вторжения в Индию мало вероятен ввиду трудности подчинения Хивы.
«Вторую дорогу по имеющимся у меня сведениям я считаю более вероятной, — писал Конноли. — Через Персию и Центральный Афганистан можно действовать теперь же. Персия легко может овладеть Гератом, древней столицей Хорасана, а отсюда влияние Персии и стоящей за ее спиной России легко может распространиться и на Кандагар. От Аракса современная европейская армия может быть легко доставлена к Герату. Войска могут быть также по Каспийскому морю привезены в Астрабад, оттуда через Мешед или через Нишапур в Герат. От Кандагара можно избрать либо путь через Газни—Кабул и Атток на Инде, либо дорогу через Пишин — Кветту — Даудар — Шикарпур и Южный Инд».
Обязательным условием для такого предприятия должна быть помощь Персии и Афганистана. Россия уже добилась огромного влияния в Персии, которая скорее заинтересована в дружбе со своим северным соседом, чем с Англией. Поэтому необходимо твердо противодействовать замыслам Персии в направлении к Индии, в первую очередь против Герата.
Сопротивление афганцев сделает поход русских на Индию невозможным. Следовательно, в интересах Англии — восстановить единый и сильный Афганистан, каким он был под властью Саддозайской династии Ахмад-шаха.
Угроза Индии со стороны России — реальна, таков был лейтмотив отчета Конноли.
В Лондоне этот вывод был всецело поддержан, и председатель Контрольного Совета Пальмерстон потребовал от Бентинка исходить из реальности «русской опасности» в политике по отношению к северным и западным соседям Индии.
Бентинк сделал надлежащий вывод…
Бернс в сентябре 1831 года из Симля писал сестре в Англию: «Правительство на родине испугано намерениями России и пожелало, чтобы несколько образованных офицеров было послано для приобретения информации в странах, граничащих с Оксусом и Каспием. И я, не зная об этом, пришел прямо и точно к тому, что они желают. Лорд Бентинк подпрыгнул, пригласил меня для личной беседы и дал мне согласие в письме».
Через несколько недель Бернс писал: «Я покидаю Лодиану 1 января 1832 года и проследую через Лахор, Атток, Кабул, Бамиан, Балк, Бухару и Хиву к Каспийскому морю и оттуда в Астрахань. Если я смогу скрыть свои намерения от офицеров русского правительства, я проеду через территорию России в Англию и посещу отчий кров».
Бернс получил паспорт 23 декабря 1831 и 3 января 1832 года переправился через Сатледж в Пенджаб, 11 февраля 1832 года из Лахора выехал в Кабул и далее в Бухару.
5
«Калькуттский курьер» в начале июля 1831 года опубликовал большую статью Артура Конноли «Сухопутное вторжение в Индию».
Статья Конноли внимательно читалась в Пограничной комиссии, и Яна Виткевича возмутила в ней смесь лицемерия и цинизма: народы и страны открыто трактовались как пешки в британской игре, и на эти циничные расчеты набрасывался покров фраз о «свободе», «могуществе», «единстве» народов, обеспечиваемых Англией.
Особенно заинтересовало Виткевича все сказанное в статье об Афганистане. Конноли полагал, что Россия может пообещать изгнанной династии Саддозаев свою помощь в восстановлении ее власти и тем подчинить Афганистан своему влиянию.
За этой мыслью английского разведчика Ян угадывал её политическое продолжение: решимость Англии повести борьбу против властителя Кабула Дост Мухаммеда, как наиболее сильной фигуры среди афганцев.
Но, конечно, не эта афганская часть статьи привлекла наибольшее внимание Генса и Сухтелена. Хива — вот был фокус, в котором скрещивались главные направления российской политики в Центральной Азии. Так полагали и в Петербурге. Директор Азиатского департамента Родофиникин торопил Сухтелена с представлением записки о мерах для приведения Хивы к покорности.