— Один камень может тысячу верблюдов и еще больше людей лишить воды и обречь на смерть, если упадет в колодец и закроет питающий его источник…
Имам помолчал. Виткевич ждал продолжения.
— Так и. плохой человек может закрыть двери понимания между государями и причинить много зла.
Иман снова замолчал. Виткевич терпеливо ждал.
— Знаешь ли ты, о мой мудрый гость, что говорил Ходжа Ахрар, который был основоположником ордена Накшбандия? Он сказал: «Лучше вор, приносящий большой доход, нежели правдивый и честный человек, не дающий дохода, ибо вор получает и для себя, и для меня». Ах, как любят это изречение дервиши Накшбандия!
Виткевич в свою очередь помолчал, а затем сказал:
— Дорогу мне перешел дурной человек, по имени Джаффар, он хочет зла и моей стране, и вашей… Он был у нас в Оренбурге погонщиком верблюда, а здесь, в Бухаре, я увидел его наставником дервишей.
Имам удовлетворенно погладил бороду, усмехнулся и ничего не сказал, и Виткевич понял: Абдуррахман Ходжи доволен тем, что гость понял хозяина.
— Мой государь желает добра Бухаре, столпу веры, и кто будет сеять злые семена вражды, тот может вырастить ядовитый плод… — продолжал Виткевич. — Я знаю, что к устам моего высокомудрого хозяина, ученостью равного благословенному Абу-Абдуллаху Мухаммеду и Исмаилу аль-Бухари, преклоняет свою душу сам эмир. Пусть же мед истины усладит слух повелителя правоверных, и тогда пышными цветами украсится древо дружбы между нашим государем и эмиром.
Имам в знак одобрения прижал обе руки к груди, погладил бороду.
Беседа окончилась. И, как вскоре сообщил Виткевичу кушбеги, эмир благосклонно выслушал все, что сказал ему Хаким-бек о Виткевиче и о своих беседах с ним. А от Абдул Керима Виткевич узнал, что ни муфтию, ни Абдул Самед-хану не удалось нашептать эмиру злобных наветов на русского эльчи, которого они советовали бросить в зиндан…
А что это такое, Виткевич видел сам: кушбеги однажды показал ему подземную тюрьму в Арке, где в темноте, грязи и мучениях томились чем-либо не угодившие эмиру люди.
Имам Абдуррахман принес эмиру полученную от Виткевича книгу Бернса и перевел ему такие места, которые возбудили ярость Нассыр-Уллы.
— Проклятые инглизы! — закричал он. — Попадись мне хоть один в руки, я буду знать, что с ним делать!
По совету кушбеги Гусейн Али и Ибрагим Ходжа представились эмиру и рассказали о поручениях, которые им дал их повелитель Дост Мухаммед-хан, эмир кабульский.
Шел второй месяц пребывания в Бухаре, и Виткевич готовился к отъезду. С Гусейном Али он условился, что они поедут вместе в караване, который прибыл из Кабула с афганскими и индийскими товарами и направлялся в Оренбург. Ибрагим Ходжа с другим караваном, немного позже, отправился в Тегеран.
В прощальной беседе кушбеги сказал Виткевичу, что эмир хочет жить в дружбе с Россией и пошлет в Петербург миссию не позже, чем весной. А пока эмир просят передать оренбургскому военному губернатору пожелание жизни до ста двадцати лет, благополучия и счастья.
Виткевичу был выдан особый паспорт с предписанием всем слугам эмира оказывать ему помощь и содействие. А в знак милости эмира русский токсаба получил богатый халат…
Со своей стороны Виткевич подарил кушбеги очень понравившиеся ему с первого взгляда карманные золотые часы, а эмиру через первого министра передал купленный у афганца кинжал замечательной испанской работы, богато украшенный резьбой, с золотой рукоятью, осыпанной мелкими алмазами. Подарки он сделал и Абдул Кериму.
13 февраля 1836 года — Виткевич в офицерской форме покинул Бухару, Гусейн Али отправился в путь под видом купца.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ПОЛИТИЧЕСКИЙ ТРЕУГОЛЬНИК
1
Некий британский негоциант Джордж Белл снарядил к берегам Кавказа корабль «Виксен» с грузом соли, как значилось в судовом журнале, а в действительности с порохом и оружием для тех горских племен, которых Дуад-бей, то есть Уркарт, подбивал на борьбу за «независимую Черкесеию». Корабль повел брат Джорджа Джеймс Белл. В бухте Сухум-Кале «Виксен» был задержан русским фрегатом и отправлен в Севастополь. Вместо соли в трюме был обнаружен порох, и «Виксен» был конфискован, а экипаж отослан в Константинополь.
Британская пресса подняла шум, в парламенте раздавались угрозы по адресу России. Пальмерстон вынужден был признать, что Белл предпринял свою авантюру с ведома министерства иностранных дел. На требования возвратить «Виксен», на угрозы Николай отвечал решительно и твердо, не признавая «независимой Черкессии» Уркарта и напоминая, что побережье Кавказа перешло от Турции к России по Адрианопольскому мирному договору…
Лорд Дергем подтвердил Пальмерстону, что в бухте Сухум-Кале имеется русский флот и размещен русский гарнизон.
Пальмерстон решил взять реванш в Средней Азии.
Не успел новый генерал-губернатор Окленд прибыть в Индию, как вдогонку ему пришло письмо Секретного комитета правления Ост-Индской компании, написанное по указаниям главы Форин-оффиса.
Стало известно, говорилось в письме, что Дост Мухаммед сделал шаху персидскому предложение о завоевании и разделе территорий Гератской провинции; такие же предложения получены шахом и от владетелей Кандагара; ходят также слухи, что хан Хивы вступил в соглашение с русским правительством. «Такие факты ясно указывают, что соперничающие вожди Афганистана намерены вовлечь шаха в свои планы расширения их владений. Ввиду хорошо известных честолюбивых замыслов шаха относительно Герата, есть основание бояться, что он может быть расположен поддержать всякий план, который может способствовать достижению излюбленной цели честолюбия шаха, несомненно побуждаемого русскими расширить свое, а тем самым и русское влияние на страны, соседние с нашими индийскими владениями». Поэтому на Окленда возлагалась обязанность «противодействовать прогрессу русского влияния в зоне, столь близкой к нашим индийским владениям, ибо если Россия утвердится здесь, ничто не может помешать ее действиям, направленным к подрыву системы наших индийских союзов, а возможно и нарушить спокойствие нашей собственной территории».
Следовательно, «наступило время, когда вам следует решительно вмешаться в дело Афганистана», — читал далее Окленд в письме Секретного комитета. На усмотрение Окленда предоставлялся выбор средств для возведения «барьера против угрожающего распространения русского влияния»: послать в Кабул конфиденциального агента для наблюдения за развитием событий либо же войти в прямые отношения с кабульским властителем — политические или же на первое время коммерческие. При этом Окленду предлагалось сообразовывать свои действия с сообщениями, которые он будет получать от Макнила из Персии.
И вот тогда-то получил Окленд письмо Дост Мухаммеда, отосланное одновременно с письмом императору Николаю.
Поздравляя нового генерал-губернатора с прибытием в Индию, эмир напоминал о дружеских отношениях между ним и британским правительством, от представителей которого он получал письма с заверением, что «в случае необходимости обязательства дружбы будут выполнены». Поведение бесчестных сикхов и нарушение ими договоров с Афганистаном побуждают эмира просить генерал-губернатора сообщить, каким способом могут быть улажены эти дела.
Составленное столь осторожно письмо Дост Мухаммеда было Оклендом понято как обращение к Англии за помощью против Ранджит Синга. Но «лев Лахора» был давнишним союзником Англии, и ссориться с ним Окленд отнюдь не желал.
Дост Мухаммеду генерал-губернатор ответил, что желает, чтобы афганская нация была единой и процветающей и жила в мире со своими соседями. Он, Окленд, с прискорбием узнал о несогласиях между эмиром и магараджей, который является другом Англии. «Принципы британского правительства, — писал Окленд, — не позволяют ему вмешиваться в дела других государств, однако, если вы подскажете мне, как надлежит действовать для примирения вас с Ранджитом и найдете какой-нибудь реальный путь решения проблемы, то он будет тщательно изучен; и тем временем я могу только надеяться, что вы будете в состоянии найти какой-либо способ для достижения примирения с сикхами. Не только в ваших интересах но и в интересах всех соседних стран, чтобы две нации. находящиеся рядом, сохраняли ненарушаемые отношения дружбы и согласия».