Утром 19 декабря путники завидели Кабул. Над ним возвышалась цитадель Бала Гиссар, а самый город, расположенный на широкой равнине в углу, где соединились две горы, был подернут морозной, туманной дымкой.
Всадники въехали в ворота, проделанные в окружающей город стене. Вот, наконец, Кабул!
Узкие улицы, крытые базары, глиняные стены. И все покрыто снегом.
На всадника в невиданном мундире с удивлением глазели кабульцы. А Виткевич с большим вниманием оглядывал прохожих.
Хаджи Мобин повернулся к Виткевичу, ехавшему чуть сзади:
— Мы направимся прямо к мирзе Абдул Самед-хану.
О главном министре эмира Виткевич знал от Гусейна Али, которого в далекий Петербург отправил мирза Абдул Самед.
А мирза Абдул Самед, в свою очередь, знал о Виткевиче из писем своего брата Ходжи Ибрагима, и прибытие русского посланца ожидалось со дня на день.
Мирза встретил Виткевича радушно, оказал ему гостеприимство в своем доме и сказал, что эмир просит русского посла отдохнуть с дороги и на завтра назначает ему прием.
О прибытии русского офицера тотчас же стало известно Массону, и он поспешил к Бернсу.
— Эмир удивлен, — пересказывал Массон то, что узнал от своего соглядатая при дворе эмира. Он не писал никакого письма императору… А письмо в Петербург написал мирза Абдул Самед без ведома эмира, в чем он и сознался… Эмир не знает, что же делать с непрошеным гостем, и приказал держать его в доме мирзы под строгим наблюдением.
Массон, хотя и имел «глаза и уши» во дворце Дост Мухаммеда, однако не распознал хитрости эмира и его первого министра и поддался обману, расчетливо задуманному в Бала Гиссаре.
Эмир был очень доволен, что получил от императора ответ на свое обращение. Конечно, он больше рассчитывал на помощь Англии — Бернс твердо обещал, что генерал-губернатор Индии заставит Ранджит Синга вернуть Пешавар и жить в добром согласии с Афганистаном. Но ответа от лорда Окленда все еще не было. Прибытие посланца от императора должно было, полагал Дост Мухаммед, способствовать успеху переговоров с англичанами. Однако же, чтобы не раскрывать своих карт, выгоднее было разыграть недовольство появлением якобы непрошеного гостя из Петербурга.
20 декабря мирза Абдул Самед-хан сопроводил Виткевича в Бала Гиссар.
Эмир принял его в дурбаре, где находились также генерал Харлан, наваб Джаббар-хан, мирза Имамберды.
Виткевичу с первого взгляда пришлись по душе величественная наружность эмира, его спокойные манеры, простой наряд. А Дост Мухаммед, оглядев казачий мундир офицера, задержал взор на его лице. Твердый и внимательный взгляд, сосредоточенность выражения внушали уважение и доверие к этому человеку из далекой, загадочной северной страны.
Звучным своим голосом эмир в изысканных выражениях приветствовал гостя, усадил его возле себя.
Виткевич сел, затем встал и с низким поклоном передал эмиру свиток с большой печатью на пергаменте:
— Я имею честь вручить вашему высочеству собственное письмо его императорского величества!
Эмир бережно принял письмо и передал его министру. Затем Виткевич вручил письма шаха и Симонича.
Эмир поблагодарил, сказал, что внимательно ознакомится с письмами и назначил беседу с Виткевичем на следующий день.
В письме Николая эмир Дост Мухаммед не нашел прямых обещаний политической и военной помощи против врагов Афганистана: «В счастливый момент посланец вашего высочества, мирза Гусейн, достиг моего двора с вашим дружеским письмом. Оно чрезвычайно приятно мне, и я весьма удовлетворен изъявлением вашей дружбы. Вледствие этого я буду всегда счастлив помогать вашим подданным, которые могут прибывать для торговли в мою империю». Письмо персидского шаха вызвало раздражение Дост Мухаммеда, точнее, наименование, какое шах дал письму, — ракам, то есть приказ.
— Император шлет мне дружеское письмо, а шах оскорбляет меня приказами. — вскипел Дост Мухаммед.
Появление русского агента выбило Бернса из колеи, Он повязал голову мокрым полотенцем, нюхал флакон с солями. Словом, видел Массон, Бернс предается отчаянию. Чтобы ободрить его, он сказал:
— На базаре уже знают, что письмо императора поддельное: этот русский казак состряпал его в шахском лагере под Гератом, чтобы не очутиться в Кабуле с пустыми руками.
Так внушал Массон Бернсу свою мысль, не чувствуя, что запутывает его в сети хитрости Дост Мухаммеда…
21 декабря долго продолжалась беседа Дост Мухаммеда с Виткевичем, и Ян проникался все большим уважением к этому вождю своего народа, столь непохожему и на бухарского эмира, и на персидского шаха Махмуда.
Эмир выразил радость, которую доставило ему письмо повелителя Империи, «слава которого своей тенью покрывает всю вселенную».
Виткевич сказал;
— Я прибыл к двору вашего высочества, чтобы вам и вашим братьям в Кандагаре передать самые лучшие пожелания Императора. Его величество с живейшим удовлетворением ответил на ваше письмо и соизволил обещать вам защиту и дружбу. Его величество питает надежду, что афганские властители забудут раздоры между собой и отдадут себя под высокую руку шахиншаха Персии, с которым Россия связана узами дружбы.
Эмир переглянулся с мирзой Абдул Самедом, помедлил и сказал, что дружеский договор с Персией невозможен, так как он уже договорился с находящимся в Кабуле английским представителем об оказании помощи осажденному Герату против Персии.
Виткевич не выразил никакого удивления, на что рассчитывал эмир, и спокойно продолжал:
— Моему повелителю прискорбно видеть, что ваше высочество подвергается опасности новых нападений Ранджит Синга. Российское правительство готово предоставить вам необходимую субсидию немедленно и затем давать ее ежегодно.
Эмир снова прервал Виткевича:
— Британское правительство обещает дать мне 20 тысяч мушкетов и побудить магараджу возвратить Пешавар и все земли, захваченные им у афганцев. Проект договора уже отослан генерал-губернатору Индии.
Виткевич по-прежнему невозмутимо выслушал эмира и сказал;
— Император России в своих владениях никого не имеет над собой и может действовать быстро и без промедления.
Произнося эту тираду, Виткевич внутренне усмехался: «Что я говорю! Превозношу самодержавие». Дост Мухаммед сказал:
— Если бы мне пришлось выразить всю мою благодарность за милостивое внимание императора, то это было бы так же невозможно, как невозможно заключить большую реку в небольшой сосуд или взвесить на весах всю ее воду. И я с доверием жду, что правительство вашего великого государя будет поддерживать и защищать мою честь. Многого я ожидал от вашего правительства, а ныне мои надежды расцвели, как сад весенний под лучами живительного солнца.
Виткевич прижал обе руки к сердцу и низко поклонился:
— Я счастлив слышать великодушные слова вашего высочества и льщу себя надеждой, что ваше высочество вскоре направят ответ в столицу империи.
— Письмо к графу Симоничу уже приготовлено. Виткевич снова поклонился и сказал;
— Если вам угодно, то я доставлю письмо российскому послу в Тегеране. Но я хотел бы еще некоторое время остаться при дворе вашего высочества, чтобы изложить вам во всех подробностях то, что правительство моего императора хочет и может сделать для вашей страны и вашего народа!
Эмир подошел к окну, затянутому промасленной бумагой, и указал на вершины гор, покрытые снегом:
— Зима закрыла дороги, капитан Викович, и вы останетесь здесь, пока солнце не вернет жизнь нашим садам…
2
Бернс явился во дворец утром следующего дня. Его встретил мирза Абдул Самед-хан.
— Я собирался послать за вами, глубокоуважаемый Сикиндер! Эмир желает вас видеть. Он дважды беседовал с русским.