Однако, это Карвалев, который обеспечивает высокую четкость иллюстрации антипатии Волариан для их состоятельных соседей в это время. Автор нескольких бесплодных миссий в Волар в поисках какой-либо формы мирного урегулирования, его последняя попытка привела к этому поучительному отчету о короткой встрече с неназванным членом Совета:
Он стоял, глядя на меня ледяными глазами и каменным лицом, одетый в одежды из красного шелка и окруженный с обеих сторон стражниками с обнаженными мечами. Каждый его вид, казалось, выражал чувство человека, страдающего от худшего унижения. Сосредоточившись на своей миссии, я начал излагать свое послание, после чего он сказал: "Зуб кинжала не торгуется с козлом.’
Далее Карвалев описывает, как его схватили стражники из Совета и повели обратно на корабль, а на каждом шагу его преследовала лающая толпа, набившаяся на улицы, чтобы выплюнуть свою желчь в ненавистного Кетиана. Очевидно, война с Воларией становилась неизбежной.
Не следует, однако, предполагать, что торговля была единственной причиной антагонизма между этими соперниками. Хотя они говорили почти на одном языке и разделяли один и тот же пантеон богов, они придерживались совершенно разных способов поклонения. Как мой Император, без сомнения, помнит из моего предыдущего трактата, "Страна кошмаров" - портрет доимперской Воларии, давно исчезнувшего Воларианского пантеона-остается одним из наиболее острых вопросов для современного ученого, поскольку только жрецы имели право знать имена богов. Обычный верующий обращался бы за вдохновением и руководством к героям легенд, к самим квази-богоподобным фигурам, но прямые призывы к божественному вмешательству требовали помощи жрецов, которые платили бы за подношение соответствующей ценности. Кетия, однако, была единственной среди культур, разделявших этот пантеон, поскольку за столетие до его разрушения лишилась жречества. Говорят, что Кетийцы совершили величайшее богохульство, назвав имена богов и позволив любому гражданину, даже женщине, обратиться к ним напрямую. Поэтому неудивительно, что самые громкие Воларианские голоса, призывающие к войне, исходили от жрецов.
Один из немногих Воларианских источников, дающих хотя бы отдаленно беспристрастный отчет о войне, исходит от некоего Севарика Энтрила, младшего офицера в начале войны, который к ее концу должен был подняться до командира батальона. Энтрил написал серию писем своей жене на протяжении всего конфликта, невольно предоставив ценный рассказ о кампании. Судя по всему, он доверил эти послания нейтральному морскому капитану, который на самом деле был шпионом на Альпиранской службе, отсюда и наличие копий в имперских архивах. Энтрил записывает, что вся его дивизия прошла парадом у основания одной из высоких башен, обычных для давно разрушенных храмовых комплексов Воларианцев:
На вершине башни стоял жрец и кричал на языке богов, его слова переводил один из братьев, стоявших перед нами. Его брат был благословлен, сказал он нам, видением не одного, а всех богов на небесах: "Кетия рухнет в пламени, а Волария восстанет на пепелище!- По обычаю, жрец бросился с башни, дело его жизни было завершено, и боги наверняка поймают его душу, когда он упадет. Мы подняли мечи и хрипло приветствовали друг друга, когда его пустое тело рухнуло на землю в кровавом почтении.
Дополнительным пунктом особой ненависти к Воларианцам была кетианская практика жертвоприношения детей. Как уже отмечалось, эти культуры были равны по своему варварству, но эта грань Кетийского общества действительно затрудняет выражение большого сочувствия к их возможной судьбе. То, что такая практика имела место и не является плодом Воларианских предрассудков, подтверждается Карвалевым и рядом других современных источников. По-видимому, жертвоприношения происходили только при восшествии на престол нового короля, и рассказ Карвалева об одной церемонии передает леденящее душу ощущение нормальности:
Когда король занял свой трон, он протянул руку к большой стеклянной чаше, наполненной деревянными колышками, на которых было начертано имя каждого ребенка в Кетии. Ни один ребенок не был исключен, независимо от положения, ибо какой родитель мог отказаться от такой чести? Сделав выбор, царь встал и выкрикнул имя благословенного младенца. На этот раз его гордо нес вперед мальчик лет восьми, сын корабельного мастера, который радостно смеялся, подпрыгивая на плечах отца. Царь приветствовал мальчика поцелуем в лоб и повел его с ножом в руке к купели, из которой боги будут пить, когда взойдет Луна. Боги всегда благословляли нас, но они также всегда голодны.