Волариане не были новичками в осадном деле, Век Ковки был богат рассказами об их опыте и терпении в разрушении вражеских крепостей и городов. Поначалу казалось, что Кетия будет немного отличаться. Энтрил рассказывает, как новоназначенный воларийский военачальник произнес воодушевляющую речь перед собравшейся армией вскоре после начала осады:
- Месяц работы лопатами, ребята, - пообещал он нам, - чтобы заработать на всю жизнь денег.’
Этот новый командир предстает еще более темной фигурой, чем несчастный Дерилев, известный истории только по менее чем лестному титулу, который Энтрил дал своим людям, когда его оптимистические речи стали утомительными— "лживая обезьяна".- На самом деле до первого прямого нападения оставалось больше двух месяцев, и обезьяна начала терять терпение из-за скудного прогресса, достигнутого воларианскими инженерами по мере приближения своих траншей к стенам. Более десяти тысяч человек были брошены в атаку, бросившись вперед со штурмовыми лестницами в трех разных местах в надежде разделить оборону достаточно, чтобы позволить прорыв. Это оказалось полной катастрофой, едва три тысячи человек отступили с наступлением темноты. Энтрил описал выживших так::
Широко раскрытые глаза, черные от копоти. Болтовня о неубиваемых врагах и кетианском короле, появляющемся по собственной воле среди них, размахивая топором, который рассекал доспехи, словно рисовую бумагу. Обезьяна наказывала каждого десятого Труса, но страх, вызванный их разглагольствованиями, укоренился, а страх-самая страшная чума для любой армии.
Очевидно, обладая упрямством, Обезьяна три дня спустя предприняла еще одну попытку, удвоив численность штурмовых сил и поставив свои элитные батальоны в авангарде. Людям Энтрила было приказано поддержать атаку на главные ворота копьями Моривека, одного из самых знаменитых соединений в истории Воларии. Осязаемое чувство шока, не говоря уже о мистификации по поводу его собственного выживания, заметно в его следующем письме домой:
Атакуемые сверху непрерывным дождем стрел и камней, копья вонзались в зубчатые стены по обе стороны ворот. Как они сражались, моя дорогая—у меня нет слов,—мне казалось, что я смотрю на людей, вылепленных из камня, на Кетианцев, разбивающихся о них, как штормовой прилив. Как было приказано, мы бросились вперед с нашим огромным железноголовым тараном, колотя и колотя в ворота, пока копья удерживали стену наверху. И все напрасно.
Энтрил описывает, как его люди прорвались через ворота, но путь им преградила глубокая яма, наполненная чем-то, что казалось водой, а на самом деле оказалось маслом, когда сверху упал единственный факел, и вскоре все было охвачено пламенем. Энтрил попытался собрать своих людей, но их слабеющее мужество окончательно пошатнулось, когда Кетианцы на зубчатых стенах начали бросать тела в их гущу:
. . . тела в Воларианских доспехах, на каждом из которых красовался гребень копья Моривека, и все безголовые. Люди побежали, не обращая внимания на мои увещевания, и вскоре я остался один у разбитых ворот. Зная, что смерть придет быстро, я выпрямил спину и решил встретить свой конец с достоинством, подобающим моему рангу. Выйдя из сторожки, я заставил себя остановиться и вызывающе взглянуть на Кетийцев на стенах. Я видел только одного человека, лицо которого терялось во мраке сгущающейся ночи, хотя я уже знал его. Он долго смотрел на меня, положив руки на рукоять своего огромного топора, потом поднял руку и указал пальцем на наши линии.
Любопытно, что Энтрил, похоже, не понес никакого наказания из-за трусости своих людей. Возможно, это связано с тем, что на следующее утро Обезьяна был найдена мертвым от собственной руки. Это, конечно, потребовало назначения нового командира, а он оказался человеком с избытком терпения.
Вартек Ловриль остается самой знаменитой фигурой Эпохи Ковки и одним из немногих светил доимперского периода, которые не были в значительной степени вычеркнуты из визуальных и исторических записей во время Великой Чистки. Его репутация уже начала расти с началом последней Кетианской войны, но это была слава, построенная исключительно на личном мужестве и боевом мастерстве, а не на командовании. Первые годы своей жизни Вартек провел в северном порту Варраль, до недавнего времени независимом городе-государстве. Отец Вартека был одним из главных заговорщиков в перевороте, который сместил прежний режим и открыл путь для аннексии Воларии.