Выбрать главу

 

Двое скромных служащих

- Г-н Окунев, нам удалось продвинуться в расследовании вашего дела, - так начал Штольман разговор, - но прежде чем сообщить вам о результатах, мне хотелось бы уточнить несколько моментов. Скажите, вам знаком кто-либо из этих господ, сидящих возле стола?
- Никогда их не видел, - пожал плечами Окунев, с пренебрежением оглядев двух скромно одетых мужчин, по виду – мелких служащих.
- А вы, господа? – обратился к мужчинам Штольман, - вы когда-нибудь видели этого господина? В течение последней недели?
- Не припомню-с, - возразил один.
- Никак нет-с, точно не видал, - подал голос другой.
- Очень хорошо, - промолвил Штольман, - в таком случае у меня вопрос к вам, г-н Окунев. Вы утверждали, что в гостинице «Парижский шик» вы говорили с дамой за стойкой – по поводу 19 нумера; опишите эту даму.
- Ну... пожилая, лет под пятьдесят... платье темное, волосы с проседью...
- Прекрасно. Позвольте, г-н Окунев, представить вам этих двоих господ – г-н Петров и г-н Бортянко. Они служат... скажите, где вы служите, господа?
- В гостинице «Парижский шик» и служим, - отвечал Петров, усмехнувшись.
- Давно ли?
- Я так – уж восьмой год, а он вот, - Петров указал на Бортянко, - четвертый... На стойке сидим, по очереди...
- А есть ли у вас там дама, похожая на описанную г-ном Окуневым... чтобы работала на стойке?
- Да помилуйте, двое нас, и все.
- А могло быть, чтобы такая дама, по какому-либо случаю, заменяла кого-то из вас?


Вопрос явно развеселил обоих гостиничных служащих.
- Нам место терять неохота, барин, - возразил Бортянко, - а за такое дело хозяин по головке не погладит – кого-то другого за стойку посадить... Если он такое заметит – прощай, служба; у нас с этим строго. Нету у нас такой дамы...
- Дамы нет, - кивнул Штольман, - зато есть журнал регистраций, согласно которому в последнем месяце нумер 19 не пустовал ни дня... Как вы все это объясните, г-н Окунев?
Окунев пребывал явно в растерянности, затем пробормотал:
- Я не хотел говорить... Дело в том, что в то самое время я был у г-жи Лесковой – свидание наедине, понимаете...
- Нет, не понимаю. Она же вам отказала – какое же после этого свидание наедине? И притом - в это самое время у г-жи Лесковой были гости, которые подтвердили ее алиби; так что она никак не могла быть одновременно и с гостями - и с вами на тайном свидании... Как вы это объясните?
- Ну ладно, - махнул рукой Окунев, - я был не у Лесковой, а у другой дамы...
- Вот как? Что-то вы слишком часто меняете показания; это подозрительно. Если вы думаете перебрать всех дам Петербурга, чтобы я занимался проверкой вопроса – была ли каждая из них с вами в тот день и час, и так до бесконечности, то этот номер у вас не пройдет. Договоримся так: я даю вам последний шанс. Вы называете имя этой дамы...
- Никак невозможно. Эта дама замужем...
- Если она вообще существует – я не буду компрометировать ее ни в глазах мужа, ни в глазах общества. Я просто спрошу, где она была в означенное время; и если окажется опять, что она была не с вами, а скажем – в гостях или театре; если ее алиби подтвердят другие люди – я буду считать это равносильным тому, как если бы вы признались в убийстве г-на Лощинского...
Окунев затравленно молчал.
- Тогда я скажу вам, что было на самом деле, - подался вперед Штольман, - вы пришли на квартиру Лощинского, убили его, и никакого вызова на дуэль не было – вы его сами потом придумали, - он сделал паузу.
- Я заявляю, - злобно процедил сквозь зубы Окунев, - что ни в тот день, ни вообще никогда я не был на квартире Лощинского...
- Право? – усмехнулся Штольман. – А вот кухарка г-на Лощинского заявляет, что сама открыла вам дверь в тот день и час, когда он был убит...
- Это Маланья, что ли, дура кривая-шепелявая?! – вскинулся Окунев, который был уже на грани истерики, – да врет она – она уж три недели, как от Лощинского ушла...
- Нет, - Штольман уже улыбался вовсю, - другая кухарка, Маша, молоденькая такая...
- Да что она врет! – крикнул в бешенстве Окунев, - никто дверь мне не открывал – дверь была уже открыта, когда я вошел...
Диалог Штольмана с Окуневым был прерван звуками из угла – Коробейников, до этого сидевший тихо, теперь, уронив голову на руки, хохотал от души...