Крючкова Ольга
Дуэлянты
• Антонина Петровна Забродина – жена помещика Сергея Васильевича Забродина
• Назар – кучер и конюх Забродиных
• Федор Ильич – управляющий поместьем Забродиных
• Лизавета – горничная госпожи Забродиной
• Станислав Александрович Матвеев – помещик, сосед госпожи Забродиной
• Дормидонт – слуга господина Матвеева
• Варфоломей – управляющий поместья Матвеева
• Архип – слуга Варфоломея
• Полина – дочь Антонины и Станислава Матвеевых
• Анатолий Рогозин – поклонник Полины
• Григорий Вельяминов – поклонник Полины
• Анфиса – горничная Вельяминова
• Ирина, Мария – подруги Полины
• Анатолий Рогозин – воздыхатель Полины
• Андрей Еремеев – сокурсник Григория Вельяминова
• Иван – слуга Еремеева
• Петр Владимирович Бережной – племянник помещика Бережного, соседа Матвеевых
Любовная авантюра № 1
Дуэлянты
1880 год, Псковская губерния
Сергей Васильевич Забродин, немолодой помещик, уже в летах, пребывал в дурном расположении духа. Голова после вчерашней вечеринки у соседа помещика Бережного изрядно побаливала, хотелось пить, причем народное испытанное средство – рассол не помогало.
– Антонина Петровна… – Простонал несчастный. В комнату вошла женщина, облаченная в темно-зеленое домашнее платье, невысокого роста, весьма складная, по виду явно моложе своего супруга.
– Что вам угодно, Сергей Васильевич? – едва сдерживая негодование, поинтересовалась она.
– Ох… – простонал ее супруг. – Душа моя, вели Лизавете поставить чаю, да покрепче… Ох…
– Вам, дурно? – нарочито невинно поинтересовалась Антонина Петровна.
– Ох… дурно, душа моя… Помещик Бережной такой неугомонный до выпивки…
– Еще бы! Двух жен уморил своим пьянством и вечными гулянками! Даже дочь с ним не знается! И это дворянин! Пьет, как последний извозчик! – возмутилась Антонина Петровна.
Сергей Васильевич встрепенулся.
– Душа моя! Я попросил бы не отзываться о моих друзьях в подобном тоне!
– Все вы хороши! – изрекла возмущенная супруга. – Вот и сами зовите Лизавету, пусть она вам чай подает! А я пойду по саду прогуляюсь.
– Ох, душа моя, как ты жестока… Постой… Позови Лизавету, – стонал несчастный помещик, пытаясь встать с кушетки, но голова нещадно кружилась… и он упал на прежнее место.
Антонина Петровна смерила мужа презрительным взглядом, фыркнула и ушла прочь. Барыня спустилась из кабинета мужа, где он провел всю ночь, не раздеваясь на кушетке, ибо она не допускала его в таком виде на супружеское ложе. Сергей Васильевич вот уже несколько лет, увы, пребывал почти постоянно в подобном состоянии. Поначалу Антонина Петровна пыталась воззвать к его здравому рассудку, и это удавалось, правда, на весьма кратковременный период, увы, последнее время ее супруг и вовсе редко бывал дома, да еще в трезвом состоянии…
Антонина Петровна позвала горничную:
– Лизавета!
– Чего изволите, барыня?
– Подай барину чаю, да покрепче, – приказала хозяйка.
Лизавета была привычной к подобному утреннему состоянию барина. Она прекрасно знала, что тот будет охать, ворчать, изводить капризами прислугу, а к вечеру снова отправиться в гости к очередному соседу-помещику.
– Не извольте беспокоиться, барыня. Сейчас подам. Самовар уже готовый.
Антонина Петровна накинула на плечи огромную цветастую, отороченную бахромой, шаль, и направилась в сад.
Погода стояла прекрасная. Женщина вдохнула полной грудью, ощутив аромат яблок, поспевающих в саду. Стоял конец августа…
Антонина Петровна, не торопясь, пошла в глубь сада по дорожке, размышляя о своей несчастной женской доле. Недавно ее минуло двадцать шесть лет, пять из которых она была замужем за Сергеем Васильевичем Забродиным. Супруг был старше ее почти на двадцать лет, но не потерял прежней стати и склонности к разгульной жизни. Антонина Петровна смахнула краешком шали набежавшую слезу. «Ах… Как тяжело… Отчего мне это наказание? И почему папенька выдал меня за этого несносного человека? Он совершенно не обращает на меня внимание! У нас даже детей нет!.. К вечеру опять уедет, а я останусь одна… Чем бы заняться? Вышиванием? Ну его… Сколько можно? Прогуляться по лесу на лошади? Что ж, пожалуй, это лучше всего… Прикажу Назару седлать Северина…»
Антонина Петровна углубилась в сад, зашла в беседку, увитую диким виноградом, листья которого постепенно начали краснеть, чувствую приближение осени и, дав волю чувствам и накопившимся обидам, расплакалась.
– Назар! Седлай Северина! Я решила развеяться!
– Как прикажите, барыня… – Назар безропотно отправился на конюшню, дабы подготовить к прогулке любимого орловского жеребца хозяйки.
Антонина Петровна поднялась в свои покои и позвала горничную:
– Лизавета! Достань-ка мою темно-синюю амазонку! Немедля!
Девушка тотчас открыла шкаф, где хранились господские наряды и из трех имеющихся амазонок, достала именно темно-синюю.
– Вот, барыня! Изволите надеть?
– Да, помоги… Как Сергей Васильевич? – скорее по привычке, нежели из сострадания к мукам супруга, поинтересовалась барыня.
– А-а… – Протянула горничная. – Не извольте беспокоиться, как всегда…
Антонина Петровна понимала, что значит: как всегда. Стало быть, Серж немного отлежался, и опять начал приставать к Лизавете, что было в порядке вещей… Горничная же давно перестала сопротивляться, она боялась барина, да и барыню тоже… Что ей, спрашивается было делать? Отказать Сергею Васильевичу? И тем самым прогневать его? Чего доброго гнать изволит из дома, да еще без рекомендаций. А где здесь в этакой глуши найдешь пристойное место?
Антонина Петровна все прекрасно понимала, она давно не испытывала страстных чувств к своему супругу и не осуждала его отношений с Лизаветой. Та же лишний раз боялась перечить барыне, понимая двойственность своего положения. Барыня, в свою очередь, упорно делала вид, что не замечает происходящего, так как понимала, что сменой горничной она ничего не добьется.
Наконец все хитроумные кнопки амазонки были застегнуты, шляпка с длинным прозрачным шарфом надлежащим образом, при помощи шпилек, закреплена на пышных волосах Антонины Петровны.
– Готово, барыня…
Антонина кинула в зеркало беглый взгляд, открыла комод и извлекла из него револьвер.
– Вели Назару, пусть положит в седельную сумку.
– Ах, барыня! – Лизавета в сердцах всплеснула руками. – Опасное это дело – оружие. Мужское!
– А что тогда женское? Слезами умываться каждый день?
Лизавета потупилась.
– Простите, барыня, если я чего лишнего сказала. Волнуюсь я за вас…
– Ладно, ступай. Я не сержусь… – Антонина вздохнул, еще раз взглянула в зеркало – она была хороша и стройна в этой новой итальянской амазонке – но для кого все это? Женщина вздохнула и переполненная разочарованием направилась во двор к конюшне.
Северин, стоявший под седлом, как и положено, Назар придерживал его под уздцы.
– Больно горячий, жеребчик-то… Молодой, – заметил Назар.
– Револьвер положил? – уточнила барыня.
Назар кивнул.
– Вы осторожней, барыня. Северин больно уж резвый…
– Ничего, не в первый раз в седле.
– Ваша Роксана поспокойней была… – припомнил Назар. – Жаль, ногу испортила.
– А уж мне-то как жаль! Передать словами невозможно! – Сказала Антонина. – Помоги мне…
Назар осторожно подсадил барыню, она удобно разместилась в женском седле.
– Ждите к обеду, не раньше, – сказала Антонина, ударила Северина хлыстиком по блестящему холеному крупу и пустилась вскачь – прочь со двора.
– Ох, барыня, барыня… – Сокрушался Назар. – Вам бы детишек… тогда бы скакать по лесам и времени бы не хватало… Ох…
Станислав Александрович Матвеев, мужчина в полном расцвете сил, тридцати лет от роду, пробудился в доме своей тетушки Валерии Николаевны. Полгода назад почтеннейшая Валерия Николаевна почила в мир иной и завещала все свое движимое и недвижимое имущество единственному племяннику. Так Станислав Александрович, будучи еще в Петербурге, предаваясь столичной роскоши и различного рода увеселениям, изрядно истощившим его кошелек, получил прискорбное известие о смерти тетушки и о том, что стал обладателем немалого поместья. За оформлением надлежащих бумаг минуло достаточно времени, и в права наследования Станислав вступил как раз в августе месяце 1880 года. Он долго раздумывал: что же делать с имением? Продать ли его или заложить в Земельном банке? Или самому заняться делами? И покуда он не пришел к окончательному решению, решил отправиться в Псковскую губернию и проведать свое имущество.