– По всей видимости, все это выглядело смешно, ведь наш маркизик, должно быть, извивался, как угорь.
– Надо думать, хотя это Маталену ровным счетом ничего не дало. Напрасно он отбивался, угрожал, а под конец даже стал звать на помощь – хромоногий судебный пристав, оставив за собой последнее слово, сказал: «Вперед, Тимотэ, трогай».
Судебный исполнитель по коммерческим спорам, занявший место кучера, хлестнул лошадь и вся честная компания отправилась в тюрьму, где они, скорее всего, сейчас и находятся и где Маталена ждет премилый шабаш.
– Забавно, забавно, – сказал полковник, – вы были правы, майор.
– Единственная странность, – обстоятельно заметил Монсегюр, – заключается в том, что подобные неприятности случаются с Маталеном в тот самый день, когда ему предстоит драться на дуэли с господином де Вертеем. Первый раз он притворился, что решил свести счеты с жизнью.
– Смотри-ка, а ведь верно, – согласился с ним Робер де Сезак.
– А сегодня его бросают в тюрьму в тот самый момент, когда он отправляется в место, назначенное для проведения поединка. Может он, этот красавчик-бретер, боится?
– Кого? Де Вертея?
– Почему бы и нет?
– Этот Вертей пользуется репутацией далеко не лучшего фехтовальщика, впрочем, в жизни все бывает, и если Матален по тем или иным причинам не желает помериться с ним силами, это более, чем любопытно.
– Об этом только что заявил хирург.
Полковник вдруг улыбнулся и сказал:
– Майор, если юный герой из Нового Орлеана опять придет к нам наводить справки о Маталене, мы сможем ему сказать, где тот теперь находится.
– Разделяя интересы сына Коарасса, я даже рад, что этот судебный пристав нынче утром выполнил свои неприятные обязанности. Удар шпагой, пронзивший мою грудь, был нанесен столь молниеносно, что я по сей день спрашиваю, как маркиз оказался на такое способен.
– Теперь это неважно, главное, что юный Коарасс здорово фехтует, – заявил полковник. – А Мэн-Арди и того лучше.
– Но несмотря на это, поручиться за него я пока не могу, – ответил майор Монсегюр.
– А вот я убежден, что против этих двух маленьких храбрецов Матален и десяти минут не продержится.
– Дай-то Бог. Но пока маркиз в заточении и я от этого просто в восторге.
– Господа, все это замечательно, но не мешайте медицине, – раздался голос хирурга. – Полковник, дайте вашу руку… Пульс в норме. Дней через десять вы окончательно поправитесь.
– Благодарю, доктор, что возродили в моей душе надежду.
– А как обстоят дела у вас, майор?
– Все идет, как по маслу, – ответил Монсегюр.
– Фанфарон! Покажите язык… так… неплохо, неплохо… теперь пульс… тоже в порядке… погодите-ка…
С этими словами доктор приложил ухо к груди майора.
– Покашляйте! – приказал он.
Командир эскадрона выдал отчетливое «Кхе! Кхе!».
– Отлично! – сказал хирург. – Дней через шесть вы сможете подставить грудь под новый удар шпагой – если будет желание.
– Ах, доктор! – воскликнул Монсегюр. – Согласитесь, я замечательный пациент, в отношении которого вы провели лечение, которое сделает вам честь, я в этом совершенно уверен.
– Рана была действительно серьезной, что правда, то правда, но и раненый оказался не слабак. Ну хорошо, друзья мои, позвольте откланяться.
Офицеры обменялись с полковым врачом рукопожатиями и расстались. Едва переступив порог, сей замечательный хирург тут же вспомнил рассуждения Монсегюра о Маталене и, будучи редким сплетником и болтуном, в мгновение ока рассказал дюжине человек о необычайном утреннем происшествии, равно как и о странном совпадении, наводящем на мысль о том, что Матален твердо решил уклониться от дуэли с де Вертеем.