Фредерик с трудом стянул с себя ботинки.
— Ложись спать. Как-нибудь мы пойдем на прогулку вдоль скал рано утром, в Сандерленде. Я тогда разбужу тебя на рассвете.
— Буду рада, если ты это сделаешь. — Кэтрин услышала, что его голос стал хриплым, и встревожилась. — Отдохни, Фред, я надеюсь увидеть тебя в Нью-Йорке.
— Хорошо, спокойной ночи, Кэт. — Он заснул, едва повесив трубку.
А Кэтрин положила голову на подушку и смотрела, как разгорается утро.
9
Артистическую гримерную Кэтрин буквально завалили цветами. Больше двух часов их несли и несли от восторженных зрителей. Худой, небольшого роста мужчина с цепкими черными глазами накладывал ей на лицо последние штрихи грима. Сзади нее стояла женщина, бормотавшая по-французски, и ловкими пальцами поправляла ей прическу. Тут же находился и Майкл Бартон, прилетевший в Нью-Йорк по своим делам. Он пришел посмотреть, как будет выглядеть на сцене платье Кэтрин.
Открылась дверь, и вошла Марианна с очередным букетом.
— Марианна, надо бы уже уложить кое-какие вещи. Еще один день я проведу здесь, чтобы сделать покупки.
Кэтрин повернулась на стуле. Француженка-парикмахерша заворчала:
— Нельзя же вертеть головой и вырывать пряди волос из моих рук.
— Извините, Жанна. Марианна, не помнишь, запаковала я пальто? Оно мне может понадобиться. — Отцепив визитную карточку от последнего букета, Кэтрин обнаружила, что его преподнес процветающий продюсер, с которым она работала над последней телепередачей. — Приглашает на вечеринку сегодня. Почему бы тебе не пойти? — Она сунула визитку в руку подруге.
— Да, ты взяла замшевое пальто, которое потребуется тебе ранней весной. И несколько свитеров, — рассеянно пробормотала Марианна, просматривая список вещей. — А может быть, я и пойду на эту вечеринку, — словно говоря сама с собой, произнесла она.
— Просто не верится, что это последний концерт. Гастроли были великолепны, правда? — Кэтрин снова повернулась. Парикмахерша резко дернула ее за волосы.
— Не помню, сидели ли вы когда-нибудь спокойно? Вас дергают за волосы потому, что вы вертитесь. — Она наконец-то рассердилась.
— Жанна, это уж слишком, вы сделаете мне плешь.
— Ты уедешь, а я буду спать целую неделю. — Марианна нашла место между цветами и села, продолжая проверять список вещей по своему блокноту. — Не у всех такой неиссякаемый источник энергии, как у тебя.
— Я люблю выступать в Нью-Йорке, — сказала Кэтрин, положив ногу на ногу, чем привела в отчаяние парикмахершу.
— Мое терпение готово иссякнуть!
— Жанна, если я слишком долго сижу спокойно, то взрываюсь. — Кэтрин улыбнулась гримеру, который также суетился вокруг нее. — Вы всегда знаете, что надо делать. Когда вы меня причесываете, я чувствую себя красивой и выгляжу великолепно.
Наконец раздался первый сигнал перед началом концерта. Все поклонники были удалены, остались только Майкл и Марианна. Большая комната погрузилась в тишину, стены слегка вибрировали от приветственных аплодисментов. Кэтрин глубоко вздохнула.
— Все! Грим и прическа готовы. Вы видели, что этот тип сделал с моим лицом сегодня утром, наложив много грима? Я была просто зеленая.
— Марианна, что ты собираешься делать, когда наша примадонна снимется с якоря? — спросил Майкл.
— Отправлюсь путешествовать по Италии, чтобы восстановить силы. — Она шутливо похлопала Кэтрин по спине. — Я уже запаслась путеводителем. Эти гастроли были зверскими.
— Только послушайте ее, — певица презрительно фыркнула и критически посмотрела на себя в зеркало, — она сама держит хлыст и погоняет меня все эти четыре недели… Гример, конечно, хотел придать моей внешности экзотичность.
— Надевай скорее костюм! — скомандовала Марианна.
— Вот. — Майкл снял с плечиков красное с серебром платье. — Пока я твой модельер, я — в числе твоих любимчиков.
— Конечно, дорогой, спасибо. — Кэтрин надела платье. — Знаешь, Майкл, ты был прав, когда говорил, что я ничего не смыслю в одежде. Твое платье производит потрясающее впечатление. Я никогда не узнаю, кому аплодируют, платью или мне.
— Я собирался потом укоротить его. Хочешь, я оставлю его длинным?
— Нет, ни за что. Ты собираешься навредить мне?!
— Трагедия! — Майкл поцеловал ее в ушко.
Раздался короткий стук в дверь.
— Осталось десять минут, мисс Джонер!
Кэтрин всегда сильно волновалась, выходя на сцену.
— В Нью-Йорке трудная публика. Она пугает меня до смерти.
— Кажется, ты говорила, что любишь выступать в Нью-Йорке? — напомнила ей подруга.
— Особенно в конце гастролей. Как я выгляжу?
— Потрясающе, — сказал Майкл.
— С твоей помощью.
— Давай иди скорей, — подгоняла ее Марианна.
Но почему же нет Фреда? — тревожно думала Кэтрин. Он мог что-нибудь перепутать или просто забыл, что обещал быть хотя бы на последнем концерте.
Снова раздался стук.
— Пять минут, мисс Джонер!
— Да, да, все хорошо. Иду! Марианна, скажи мне, что я — чудо, пусть даже это и не так. Я хочу закончить гастроли, чувствуя себя уверенной.
Кэтрин стремительно распахнула дверь. Был слышен шум аплодисментов, но уже не такой спокойный. Теперь он сотрясал стены.
— Мисс Джонер! Мисс Джонер! Кэтрин! — Кто-то окликнул ее сзади. Это был режиссер. Он сунул ей в руку белую розу. — Я только что вспомнил, это для вас.
Кэтрин взяла цветок и поднесла к лицу, чтобы насладиться ароматом. Ей не нужно было записки. Она просто знала, что розу послал ей Фредерик.
Приветственные аплодисменты стихли. Музыканты ее собственного оркестра быстро заняли свои места на темной сцене.
Кэтрин поцеловала режиссера. Повертев розу в руке, она взяла ее с собой. Марианна и Майкл проводили ее до кулис.
— Держись, не давай публике остыть, — напутствовали они ее.
Осталось тридцать секунд, чтобы набрать дыхание.
Оркестр приветствовал ее выход на сцену. Музыкальное вступление перекрыло аплодисменты публики. Раз, два, три, сосчитала она про себя и пошла к рампе, утопая в волнах оваций.
Первое отделение прошло великолепно, публика аплодировала стоя и просила петь еще и еще. Кэтрин казалось, что она на балу в пламени сотен разноцветных светильников, сверкающих вокруг нее. Она всегда хорошо чувствовала реакцию публики, знала, как вести себя с ней. И она вкладывала всю душу и энергию в любимое дело, отдавала все силы каждый вечер, в течение четырех недель. Ее энтузиазм и вдохновение находили живой отклик в сердцах сотен людей. От ламп юпитеров было жарко, но она не замечала этого. Костюм сиял и искрился, а голос разливался по залу.
В первом отделении сорок минут она пела на бис по требованию публики, а когда ушла со сцены, у нее оставалось всего три минуты, чтобы сменить костюм.
Теперь она была в белом, и направленные лучи света, отражаясь от подвешенных к потолку зеркальных шаров, бросали фантастические отсветы на ее сияющее блестками роскошное платье. Плавной и медленной походкой, давая публике перевести дыхание, она снова вышла на сцену. По контрасту с первым отделением она пела баллады. Мягкое освещение помогало создавать элегическое настроение.
В перерыве между песнями, когда Кэтрин по традиции обратилась к зрителям со словами благодарности, кто-то узнал Фредерика, сидевшего в зале. И пока певица продолжала говорить, не понимая, почему зрители волнуются, стали раздаваться выкрики. Всмотревшись в полутемный зал, она поняла причину суматохи: она увидела Фреда. Ясно было, что публика хотела вызвать на сцену своего любимца.
Кэтрин хорошо понимала настроение людей и знала цену успеха. Если она не пригласит Фредерика на сцену, то много потеряет.
— Фредерик Эмбридж, — сказала она в микрофон, и ее голос разнесся по залу. — Не могли бы вы подняться сюда, на сцену, и спеть? В этом случае мы могли бы возвратить вам стоимость билета. — Она весело засмеялась, произнося эти слова, которые вызвали бурю аплодисментов и восторга, особенно когда он встал и направился к сцене.
На нем были элегантные черные брюки и сияющий белизной свитер. Контраст белого и черного бросался в глаза, когда он встал рядом с Кэтрин. В сторону от микрофона он тихо сказал ей: