— А это, — продолжал он, осыпая ее поцелуями, — это для меня.
— У нее есть какие-нибудь друзья? — спросила Кэтрин.
— Да, конечно. И, полагаю, мы дали достаточно пищи для пересудов на ближайшее время.
— Так вот для чего ты целовал меня! Чтобы потрясти нравственные основы местных жителей?
— И по другим причинам тоже.
Они долго стояли потом в полном молчании, глядя на морские волны. Кэтрин нравился суровый вид скал с отвесными стенами, подножие которых утопало в воде, шум моря и пронзительные крики чаек.
Партитура была почти готова, кроме нескольких концовок и отдельных кусков. Копии законченных номеров они отправили в Лондон. Кэтрин понимала, что работа быстро продвигается к концу. Но у нее были свои причины медлить с ее завершением. Несмотря ни на что, она не совсем доверяла Фредерику, не понимала, что именно он от нее хочет, поэтому уклонялась от откровенного разговора. Сейчас в их отношениях установилось какое-то равновесие. Пока они в Сандерленде, их личную жизнь можно было не усложнять проблемами, которые неизбежно появятся, когда они окунутся в повседневную жизнь, вернувшись в Лондон. Обязательства, связанные с ее профессией, поглощающей много времени, делали трудным устройство любого рода нормальной жизни, особенно личной. Любая подробность их отношений не ускользнет от внимания прессы, появятся фотографии и публикации, правдивые и вымышленные, самого худшего толка. Все это можно выдержать, только работая до изнеможения и решившись пренебречь сплетнями, если любовь достаточно сильна. Она не сомневалась, что их любовь крепка, но способна ли она избавиться от навязчивой мысли, что он снова может оставить ее? Память о причиненной боли удерживала ее от того, чтобы окончательно довериться Фредерику.
Чувство ответственности за мать создавало еще один барьер. Она стыдилась собственной матери и не решалась сообщить Фреду о ее нынешнем состоянии. А этого в их совместной жизни не избежать. В прошедшие годы она решительно ограждала свою личную жизнь от посторонних вторжений, обещая себе никогда не зависеть ни от кого, даже от любимого человека.
Поэтому Кэтрин очень хотелось продлить время пребывания в Сандерленде. Но она понимала, что идиллия подходит к концу. Эта мысль не давала ей покоя. Прелюдия к осуществлению мечты была прекрасной. Но что будет дальше? Она не знала. «Что случится, знаешь ты? Нет, никто того не знает…» — вспоминала она слова своей старой песни.
А сейчас, ухватившись за каменный выступ скалы, она задумчиво смотрела на море. Ее мысли были где-то далеко. Фредерик забеспокоился. Облако на какой-то момент закрыло солнце, и свет затуманился, потускнел.
— О чем ты думаешь? — спросил он, приглаживая рукой разлетавшиеся от ветра ее волосы.
— Об этом месте, где мы сейчас стоим и где мне так хорошо, — сказала Кэтрин, не изменив позы. — Однажды мы с Марианной отправились в Венецию, и я была уверена, что это самое прекрасное место на земле. Сейчас я думаю, что здесь лучше.
— Я знал, что тебе понравится. Я боялся, что ты откажешься. Но мне очень хотелось привезти тебя сюда, где мы будем одни.
Кэтрин продолжала глядеть на море.
— Я думала, мы приехали в Сандерленд работать над партитурой.
— Да, — Фредерик посмотрел на птицу, нырнувшую в волны, — но больше всего я хотел, чтобы ты была рядом.
— Рядом?
— Я сомневался, согласишься ли ты снова со мной работать, но написать партитуру к фильму — это ведь очень заманчиво. Может быть, без этого ты не согласилась бы жить здесь со мной?
— Значит, ты соблазнил меня партитурой? Помахал перед носом «мясной косточкой»?!
— Конечно нет. Я хотел работать вместе с тобой над партитурой, которую предложили мне. Но был и расчет другого рода.
— Расчет и планирование, — сказала она тихо, — как в шахматной игре. Марианна права, никогда не была хорошим стратегом.
Она отвернулась, но Фредерик взял ее за плечи и попытался повернуть к себе лицом.
— Кэт!
— Как ты мог? — Она снова отвернулась, глаза у нее потемнели.
— Как я мог? Что? — спросил он холодно, держа ее за плечи.
— Как ты мог использовать работу над партитурой как приманку, чтобы обманным путем привезти меня сюда? — Порыв ветра бросил волосы ей в лицо.
— Я использовал бы все что угодно, чтобы вернуть тебя в свою жизнь. Но я не обманывал тебя, Кэт. Я говорил только правду.
— Часть правды!
— Возможно. Но разве нам не было хорошо здесь? Почему ты сердишься? Потому, что я люблю тебя, или потому, что я сделал все, чтобы убедиться в твоей любви?
— Больше никогда ничего подобного не делай. Я ненавижу, чтобы мной манипулировали. У меня своя собственная жизнь, и я сама принимаю решения.
— Не пойму, что плохого я сделал тебе?
— Нет, плохого не сделал. Ты только долгое время водил меня за нос. — Ее голос вибрировал от гнева. — Почему ты не был честен со мной?
— Ты не подпускала меня близко, когда я был абсолютно честен с тобой. Я пробовал прежде, помнишь?
У Кэтрин засверкали глаза.
— Не говори мне, что я делала прежде, Фред! Ты не можешь читать мои мысли.
— Да где уж мне! Ты мне никогда не даешь такой возможности. — Он вытащил сигарету и, загородив рукой спичку, зажег ее.
Его спокойный тон окончательно привел ее в ярость.
— Ты не имел права! Ты не имел права врываться в мою жизнь таким способом. Кто сказал, что я буду играть по твоим правилам, Фредерик? Оказывается, ты все уже решил заранее. А я даже не представляла себе, что ты планируешь близкие отношения со мной.
— Если ты разумный взрослый человек, то веди себя соответственно. Я тебе не лгал и привез тебя сюда не под выдуманным предлогом. Партитуру надо было написать, а здесь идеальное место для работы. Одновременно я чувствовал, что Сандерленд поможет мне возвратить тебя. Я хотел тебя вернуть.
— Ты чувствовал, ты хотел! — Кэтрин резким движением откинула волосы за спину. — Какой невероятный эгоизм! А что с моими чувствами? Ты решил для себя, что можешь войти в мою жизнь и выйти из нее, когда тебе будет угодно!
— Насколько я помню, это ты оставила меня.
— Нет, это сделал ты! — Слезы заливали ее лицо. — Ничто так не ранило меня, как твой уход. Ничто! И нет уверенности, что это не повторится. Тогда ты исчез, не сказав ни единого слова!
— Ты не можешь так говорить, я хотел объясниться с тобой. Но только ты была в таком нервном состоянии в ту ночь, ничего не хотела слушать. Как, черт возьми, я мог поступить иначе! Мне ничего не оставалось, кроме как отойти на некоторое расстояние, чтобы дать тебе время одуматься и понять, что я тебе необходим.
— Время? — Голос Кэтрин дрожал, мысли путались. — Ты дал мне время?
— Ты была ребенком, когда я уехал от тебя. Я надеялся, что ты станешь женщиной, когда я вернусь.
— Ты надеялся… Значит, ты просто предоставил мне возможность измениться, повзрослеть?
— Я не видел другого выхода. — Фредерик сунул руки в карманы и нахмурился.
— Не видел? — Кэтрин вспомнила шесть последних лет. — Разумеется, поэтому ты оставил меня одну. Опять ты присвоил себе право решать за меня!
— Да не решал я за тебя ничего! Это был способ остаться в своем уме. Пойми, я не мог быть рядом с тобой и не иметь тебя.
— Тогда ты покинул меня на шесть лет, а потом внезапно появился, используя мою увлеченность работой и мою доверчивость, чтобы завлечь в постель? Тебя даже не очень волновало качество партитуры. Это было все лишь предлогом. Все! Твоим замыслам пришел конец!
— Такие слова, — сказал он ледяным тоном, — равносильны отставке.
Фредерик резко повернулся и ушел. Еще с минуту Кэтрин слышала шум его автомобиля, перекрывающий рокот моря.
Она стояла, глядя на машину, мчавшуюся по дороге. Что она наделала?! Кэтрин была в шоке от своих собственных слов, ком подкатил к горлу. Она зажмурилась.
Даже с закрытыми глазами ей чудился разъяренный взгляд Фредерика. Кэтрин устремилась к дому. Она бежала, откидывая волосы с лица. Голова раскалывалась. На минуту она остановилась и глянула вниз на беспокойное зеленое море.