— Нет. — Кэтрин пыталась прорваться сквозь поток его слов, чтобы защититься. — Нет, это неправда.
— Это правда! — продолжал он и снова схватил ее за плечи. — Разве ты рассказала мне шесть лет назад о своей матери? Или о том, что пережила? Разве ты поделилась со мной своими невзгодами, чтобы я был в состоянии помочь тебе или по крайней мере утешить тебя?
В его словах не было ничего обидного. Кэтрин только прижала пальцы к вискам и покачала головой.
— Это не означало, что я не доверяю тебе. Это другое. Тебе не понять.
— Но ты не захотела со мной поделиться, что было до крайности оскорбительно для меня. — Он вытащил сигарету, но не зажег ее. — На этот раз, Кэт, ты расскажешь мне обо всем, если только слова, вырвавшиеся у тебя той грозовой ночью, не были результатом приснившегося кошмара или страха перед разбушевавшейся стихией.
Фредерик, так и не закурив, выбросил сигарету и шагнул к бару.
— Ты мое проклятье, Кэтрин Джонер! — Он налил себе виски и выпил. — Может быть, я не должен был снова появляться? — Он перешел на спокойный тон. — Ты уже один раз выбросила меня из своей жизни, помнишь?
— Я выбросила тебя? — возмутилась Кэтрин. — Это ты наплевал на меня. Ты покинул мой дом, потому что я не согласилась стать твоей любовницей. Ты ушел из моего дома и из моей жизни. И хоть бы слово я услышала от тебя! Я узнавала о тебе из газет. Я долго не мешала тебе найти другую женщину… сколько угодно других женщин!
— Я нашел их, так много, сколько хотел, — зло подтвердил Фредерик и опять выпил. — И так быстро, как смог. У меня были женщины, я пил, играл в карты, делал всякие глупости… пытался исчезнуть из твоего поля зрения. — Он поставил рюмку и взглянул на Кэтрин. — Кто знает, почему я был так терпелив с тобой!
Кэтрин все еще не могла справиться с чувством обиды.
— Не говори мне о том, что прошло.
— Как раз об этом я и говорю. — Фредерик снова схватил ее за запястья, зажав в узком пространстве между собой и баром. — Ты была одна, помнишь? Марианна уехала на несколько дней.
Кэтрин посмотрела ему в глаза.
— Прекрасно помню.
— Так вот, — его тон и взгляд снова стали холодными, — тогда могло произойти то, что, возможно, изменило бы твою жизнь, нашу жизнь. Я пришел тем вечером в твой дом, собираясь просить тебя выйти за меня замуж!
Кэтрин была потрясена до глубины души этими словами. Она изумленно смотрела на Фредерика.
— Не ожидала? — Он отпустил ее и снова полез в карман за сигаретами. — Вероятно, у нас были различные планы на тот вечер. Я любил тебя. — Этими словами он обвинял ее! И Кэтрин, пораженная, словно лишилась дара слова. — Господи, те недели, что мы были вместе, я был предан тебе. Я ни разу не дотронулся до другой женщины. — Он зажег сигарету и вдруг совсем тихо произнес: — Я был близок к сумасшествию…
— Ты никогда не говорил мне… — Ее голос дрожал, серые огромные глаза стали еще больше. — Ты никогда, ни разу не сказал мне, что любишь меня.
— Ты не давала мне такой возможности, — возразил он. — Знаю, ты была невинна и боялась. Думаешь, я не понимаю этого? — Он долго и твердо смотрел на нее. — Почему ты не решилась довериться мне?
— Ох, Фред…
— Той ночью, — Фредерик начал расхаживать по комнате, — ты была такой теплой, желанной, а дом таким спокойным. Я чувствовал, как ты хочешь меня. А я… Я сходил с ума! Господи Боже, я пытался быть обходительным, терпеливым, в то время как потребность в тебе испепеляла меня. — Он взъерошил волосы. — И ты была такой нежной и позволяла ласкать и целовать тебя. А затем… вдруг принялась отбиваться, как капризный ребенок, отталкивать меня, словно я собирался причинить тебе вред. Говорила, чтобы я не притрагивался к тебе, что не вынесешь, если я до тебя еще раз дотронусь. — Он снова посмотрел на нее, его глаза не были уже холодными. — Ты единственная женщина, которая может вызвать у меня такую ярость, как сегодня.
— Фред. — Кэтрин закрыла глаза. — Мне было только двадцать лет, и так много обстоятельств…
— Да, теперь я знаю, но тогда я не знал, — сказал он упавшим голосом. — Думаю, не так уж много изменилось с тех пор. — Кэтрин попыталась было продолжить, но он покачал головой. — Нет, пока еще нет. Я не закончил. Я уехал, чтобы дать тебе время, как говорил уже об этом. Я не видел другого способа. Мне было трудно оставаться рядом с тобой. Я решил ждать, когда ты приведешь в порядок свои мысли. Я не знал, надолго ли уеду, но в течение всех шести лет я все силы положил на карьеру. Так же поступила и ты. Я полагал, что все шло к лучшему. Тебе необходимо было утвердиться. Когда восторженные статьи о тебе стали появляться регулярно, я решил, что настало время вернуться. — Фредерик видел, что она пытается прервать его и как у нее горят глаза. — Не выходи из себя, как ты обычно делаешь, пока я не закончу. И не прерывай.
Кэтрин отвернулась, стараясь взять себя в руки.
— Хорошо, продолжай.
— Я приехал в Лондон, не имея никакого реального дела, только чтобы увидеть тебя. Отличная идея упала с неба — работа над мюзиклом, которую предложили мне, когда я был в Нью-Йорке. Я использовал эту идею, чтобы вернуть тебя, — сказал он просто, совсем не оправдываясь. — Когда я, стоя у кабины для записи, увидел тебя снова, то уже знал, что воспользуюсь всем чем угодно, но работа над партитурой показалась мне лучшим предлогом. — Он кончиками пальцев отодвинул пустую рюмку. — Я не возлагал больших надежд на совместную работу с тобой, зная твой характер и предвзятое ко мне отношение. Так что, возможно, ты была не так далека от истины, когда в тот день, у скал, высказала мне все. — Фредерик подошел к окну. — Вот видишь, у меня всегда были несколько другие намерения, а не просто лечь с тобой в постель.
Кэтрин чувствовала, как ком подступает к горлу.
— Фред, мне никогда в жизни не было так стыдно. Обиду трудно простить, но я надеялась… надеялась, что ты сможешь забыть…
Фредерик испытующе посмотрел на нее.
— Возможно, если бы ты не бросила меня во второй раз, мне легче было бы это сделать.
— Я должна была уехать. Я написала тебе в записке…
— В какой записке?!
— В записке… Я оставила ее на рояле рядом с нотами.
— Я не видел никакой записки. Я не видел вокруг вообще ничего. Я был так ошеломлен твоим внезапным исчезновением, — он издал глубокий вздох, — что просто сунул все ноты в папку не глядя.
— Марианна позвонила вскоре после того, как ты уехал на машине. Она сказала мне, что произошло несчастье.
— Какое несчастье?
Кэтрин медлила с ответом.
— С твоей матерью? — прочитал он у нее в глазах.
— Да, с ней. Я должна была ехать немедленно.
— Почему ты не подождала меня? — Лицо Фредерика исказила гримаса страдания.
— Я хотела, но не могла. Доктор сказал, что ей осталось жить несколько часов… — Она отвернулась. — Но все равно я приехала слитком поздно.
— Прости меня, я не знал.
Такие простые тихие слова вызвали у нее слезы, каких она не проливала прежде. Они хлынули бурным потоком, они душили ее, не давая произнести ни слова.
— Я уехал потому, что сходил с ума от нашего последнего разговора там, у скал. А когда вернулся домой, не нашел тебя, узнал, что ты уложила чемодан и улетела. — Фредерик устало продолжал: — Сначала я совершенно не знал, что делать, потом метался по дому и пил. На следующее утро я сгреб все ноты вместе и улетел в Штаты.
Я остановился на несколько дней в Нью-Йорке, пытаясь выйти из этого состояния. Там я нашел с десяток веских доводов в пользу того, чтобы не возвращаться в Англию и забыть тебя. Но была одна очень маленькая, буквально крошечная, закавыка, почему я отбросил все эти доводы. — Он снова посмотрел на Кэтрин. Она стояла спиной к нему, наклонив голову, и волосы падали так, что он мог видеть ею шею. — Я люблю тебя, Кэт.
— Фред… — Она повернулась к нему лицом, по нему по-прежнему струились слезы. Она покачала головой, увидев, что он направляется к ней. — Нет, пожалуйста, не надо. Я не хочу… я не способна сказать, чтобы ты не прикасался ко мне. Я была очень несправедлива. Но сначала выслушай меня.