Старшая фон Камеке с удивительной для нее сноровкой вгоняла тяпку в заскорузлую землю, ловко вытаскивала лишние растеньица вместе с корнем, а где сразу не получалось, проворачивала тяпку и поддевала их острым концом. С первого взгляда было видно, что делать это она умеет. Волосы ее не были подколоты в узел, а свисали вдоль спины толстой темной косой, похожей на живую, но спящую змею. Каблуки ее туфель были высоковаты для поля. Но в остальном она держалась как все и работала не хуже любой крестьянки из нашей деревни: Ютты Зибер, например, Хельги Йоль, Эрики и Ирены Цёрбич, Иды Даннеберг, Герды Зуль и жены нашею соседа.
Брунхильды Реннеберг.
Амелия же только беспомощно царапала землю и обрывала ботву. Может, тяпка была у нее тупая и не по руке. Она стояла, широко расставив ноги, и при каждом взмахе выписывала в воздухе такие живописные восьмерки, словно занималась художественной гимнастикой. Платье ее взмокло и лопнуло под мышками, и даже ноги блестели от пота. Вероятно, не я один заметил, что мать и дочь работали не на соседних рядках. Словно это получилось случайно и не имело значения. Между ними махала тяпкой наша соседка, и Карла внешне почти не отличалась от нее, потому что надела такую же длинную черную юбку в сборку, какие издавна носили все крестьянки в Хоенгёрзе.
Не мог я спокойно смотреть, как мучается Амелия. Поэтому подошел к ней и сказал:
- Один рядок сделаю за тебя.
Но Амелия только метнула в меня желтозеленый взгляд и взмахнула тяпкой. Все вокруг засмеялись.
Они были на ее стороне. Им нравилось, что обе госпожи вкалывают на поле наравне со всеми, хотя никакой нужды в этом нет. Ведь никто не поверил, что они работают всерьез. Человек сразу выделяется, если делает работу не по обязанности, не так, как все. Сразу бросается в глаза и находит признание. А работяга всю жизнь вкалывает-и ноль внимания. "Ему достаются не пироги и пышки, а синяки да шишки", - часто говаривала моя мать.
К тому концу поля земля была уже не такой сухой и твердой, зато свекла совершенно тонула в густых зарослях низкорослой крапивы, пробравшейся сюда из канавы, - не боится, что придут люди. Придавишь ее ногой, она и не жжется, только не тянуть, а сразу.
"И так во всем", - вспомнил я слова Швофке.
Легко сказать.
Недели прошли с того дня, когда я бросил Амелии в лицо:
"Иди уж, иди!"
И она ушла.
Я чувствовал себя совершенно разбитым.
И не столько из-за болезни, сколько из-за того, что она сказала о людях.
Мы с ней и раньше говорили о других - например, в лугах на холме Петерсберг, когда Амелия увидела свет над лиственницами. Тогда мы с ней изображали разных людей, и оба очень веселились.
Потом нам было не до веселья...
Но она многому меня научила. Она открыла мне. что у меня есть глаза. чтобы видеть, и язык, чтобы говорить. Мы с ней вместе думали о Швофке и о голодном украинце-кочегаре с узкоколейки.
"Каких же усилий им это стоило!" -Без Амелии мне бы ни в жизнь до этого не додуматься. И конечно, начав думать, я уже не мог остановиться. А под конец даже спросил: "Почему же они молчат, как будто воды в рот набрали?"
Этот вопрос все решил. Между нами вдруг разверзлась пропасть. Хоть она и смогла мне ответить. Но помочь мне она не могла. Не могла себе представить, что у простых людей, у таких, как я, есть душа, способная страдать и сжиматься от боли.
Но если она права, то провались они ко всем чертям, туда им, бедолагам, и дорога!
Вот это меня и доконало. Я был совершенно убит, когда понял, что жизнь в нашей деревне, видимо, так устроена-чтобы получилось столь совершенное создание, как Амелия, все остальные должны были пожертвовать собой и ничего больше не чувствовать: ни боли, ни радости... Может.
и Хильнер вырос грязной скотиной лишь потому, что у него уже при рождении отняли все человеческое... Я пытался уйти от этих мыслей, наплевать на все и забыть. Но не вышло.
И я в сердцах крикнул:
"Иди уж, иди!"
Не надо было матери звать ее к нам в дом.
И Амелия ушла. Даже не ушла, а убежала, как воровка, - так мне. во всяком случае, показалось.
Как выяснилось, бежала она лишь потому. что наконец решилась. И в замке у нее произошел крупный разговор с матерью.
Что она ей сказала, не знаю, знаю лишь, что схлестнулись они всерьез и что мать уступила.
После этого Амелия послала за Донатом видимо, была полна решимости отстоять нашу любовь. В деревне долго еще повторяли слова, которыми она его встретила:
- Вы уволены, Донат!
17
Она опоздала. Донат уже успел встретиться с новым директором советским офицером Федором Леонтьевым и получил от него задание: наладить работу в бывшем имении фон Камеке. Поначалу для снабжения советских войск. Новый директор прибыл поздно вечером в сопровождении двух солдат. Федор Леонтьев, высокий молодой офицер с густой рыжей шевелюрой и голубыми глазами, после осмотра имения распил с Донатом три бутылки водки -с горя, как он выразился, потому что новое назначение было ему не по душе; он куда охотнее остался бы со своими однополчанами в Берлине, где победа ощущалась гораздо острее, чем здесь, в этой унылой и убогой глуши.
Разве об этом он мечтал всю войну! Они выпили за общее дело-окончательный разгром фашизма, в которое и Донат-тому есть много свидетелей-внес свой вклад, хотя и с некоторым опозданием. А главное, Донат хорошо разбирался в свекле и картошке, во всяком случае, намного лучше, чем Федор Леонтьев.
Федор вышел из строя еще за Одером.
Легкие подвели. Он долго валялся по госпиталям, а потом его командир решил, что парня надо послать с каким-нибудь заданием в деревню, на свежий воздух. Ну вот.
А здесь оказалось, что картошку давно пора сажать, а свеклу прореживать. Что свеклу вообще посеяли, было целиком и полностью заслугой Доната. Он был земледельцем до мозга костей. И несмотря на бесконечные танковые колонны русских, кативших гга Берлин, он вовремя позаботился о севе. Другого такого управляющего поискать!
Кроме того, он сразу же показал всем, как представляет себе будущее. В первый же деггь приказчик, как обычно, явился в семь утра к коровнику, чтобы получить указания и расставить людей. Он уже учуял, что начальство переменилось, но Донат и у новых властей в чести. Тот подошел к приказчику и во всеуслышание заявил, что "его время кончилось".