И я все еще чувствую боль. Я отдергиваю руку от подбородка. Крови нет. Похоже, я все еще застряла между жизнью и смертью, человеком и чем-то... большим.
Я иду.
Серебристый свет, который я увидела, прорезав мрак, — это анамнез. Маленький, хрупкий, мерцающий, как будто пламя свечи вот-вот погаснет.
Я останавливаюсь перед маленьким деревцем и чувствую, что мне хочется до него дотронуться. Я протягиваю руку и провожу кончиками пальцев по серебристым листьям.
В тот момент, когда я соприкасаюсь с ним, меня охватывает песня, которая заглушает все мои чувства. Это новая песня, слов которой я не понимаю, но могу ясно осознать. Внутри меня расцветает свет, больше нет вечной ночи, давящей на меня.
Как и метки на моем теле, анамнез — это физическое проявление музыки. Песня, заключенная в его призрачной форме, рассказывает историю. Или пытается. События этой истории не следуют в логическом порядке. Начало происходит вместе с концом. Середина разбросана по всему тексту, что мешает понять, что из этого реально, что является эмоциями, а что — обрывочными воспоминаниями о чем-то далеко за пределами меня — воспоминаниями, запертыми в самом Дереве Жизни. Должно быть, это песня Леллии.
Я вижу молодой мир, населенный духами света и тьмы, природы и разрушения, жизни и смерти. Сад, такой большой, что в нем мог бы уместиться весь известный мир. Народы, заключенные в теплые объятия вечного.
Здесь не было границ. Никаких барьеров. Ни живых, ни мертвых. Единство.
Эльф. Первый в своем роду. Король.
Он мечтает о мире с большим порядком. Более чистого мира. Они подчиняются.
Песня меняется, переходя в самые высокие регистры нот. Она наполнена тоской, когда фигуры богов исчезают. Они уходят...
Песня стихает, а вместе с ней и видения. Я убираю руку. Дерево ярко сияет, ветви трепещут, распускаются новые листья, как будто оно в последний раз набирается сил. Как яркая звезда, оно гаснет после этого последнего акта красоты. Оно распадается на серебристые нити, которые рассеиваются в воде и уносятся течением в темноту, а затем снова сгущаются и зажигаются на другом скалистом пьедестале вдали.
По мере приближения ко второму анамнезу песня снова нарастает, и видения тоже.
Дриады, вырезанные по ее образу и подобию. Сирены, созданные для Крокана. Эльфы. Фейри. Вампиры и лыкины. Еще больше в небесах и еще больше на земле. Мир полон, и ноты тоже. Поют с полной грудью радости.
И снова анамнез исчезает, и серебристая пыль от него уносится прочь, ведя меня за собой. Я следую за мотыльками, как за хлебными крошками, через Бездну. Каждая из них поет свою песню, даря мне еще одну частичку Леллии. Еще одна крупица понимания запертой богини.
Я слышу ее печаль и чувствую ее боль во время магических войн. В ее песне проскальзывают видения уединения. О зимах, которые казались бесконечными. О боли, которую не могли уменьшить ни Король Эльфов, ни Человеческая Королева.
Мой путь сквозь тьму беспрепятственен. Нет больше ни криков душ, ни неумолимой песни сирен, что напутствовали меня перед уходом. На краю моего зрения нет никакого движения. Вода — или, возможно, эфир — более подходящее слово для субстанции, в которой я нахожусь, — спокойна и тиха. Как ни странно, я чувствую себя здесь... в безопасности.
Анамнезы продолжают петь мне свои песни и ведут меня из тумана ночи к подводной реке из расплавленного камня. Каменная лодка пришвартована, привязана, как будто кто-то знал, что я приду. Мои руки обхватывают ее нос. Пальцы ног упираются в каменистый песок, когда я отталкиваюсь.
Я уже делала это раньше.
Когда...?
Судно свободно, и я уверенно прыгаю в него. Ноги не рискуют коснуться лавы. Как будто я делала это тысячу раз.
Отойдя от берега, я начинаю грести веслом, сделанным, кажется, из кости. Мне не приходится прилагать больших усилий, так как река имеет сильное течение, и по большей части я могу просто сидеть и смотреть, как этот странный, медленно освещаемый мир проплывает мимо меня. Я мало что вижу, но то, что я вижу, — это засохшие туши массивных корней Дерева Жизни. Они сморщенные и сморщенные. В сравнении с массивными конструкциями среди сирен или даже в Серой Впадине они выглядят просто жалкими. Среди них — костлявые останки эмиссаров лорда Крокана, покоящиеся в забытых могилах.
Вскоре корни и кости превращаются в пыль. Их поглотит та же гниль, что и богиню.
Вдалеке растет слабая дымка, бледный туман, напоминающий далекий свет. По мере того как дымка сгущается, я наконец начинаю различать движение на берегу реки. Силуэты, спотыкаясь, движутся вперед. Сначала я думаю, что не могу разглядеть их детали, потому что они слишком далеко или туман слишком густой, но потом некоторые из них подходят к урезу воды.
Они живые тени, пустоты, сгустившиеся в очертания того, что когда-то было людьми. Нет, не только людей — среди них есть и другие. Одни парят с хвостами сирен. У других — острия, торчащие по бокам головы. У одних есть крылья, у других — рога. Среди них есть мужчины, женщины, звери и существа, которых я не узнаю. Хотя я не вижу их глаз, я знаю, что все они смотрят на меня.
Мы ждали тебя, как бы говорит их молчание.
Я знаю, вздыхает в ответ мое сердце.
Лодка останавливается, прижавшись к скалистому берегу. Трудно сказать, сколько времени я каталась на ней, время так же эфемерно, как и проносящиеся передо мной образы. Мгновение — и нет его. И хотя река поворачивает и несется дальше по бесплодному, таинственному ландшафту, именно сюда меня вынесло течение — здесь лодка остановилась. Послание кажется ясным. Поэтому я высаживаюсь именно здесь.
Я колеблюсь. Духи все еще витают в воздухе, едва различимые в тумане. Но вполне в пределах моего восприятия, потому что я их больше чувствую, чем вижу. Я жду, не подойдет ли кто-нибудь из них, но когда никто не подходит, я начинаю идти.
Они расступаются передо мной. Никто из них не встает у меня на пути. Некоторые начинают идти со мной. Я нахожу их присутствие скорее успокаивающим, чем тревожным. Мы начинаем спускаться в глубокую долину. Я знаю, кто будет ждать меня в самой глубокой точке Бездны. Вдалеке уже виднеются змееподобные щупальца.
Я карабкаюсь вниз по скалам, перепрыгиваю через пропасти. Я уже почти дошла до дна, когда мне бросилась в глаза одна странность. Конечно, весь этот мир довольно странный... но это что-то — кто-то — необычное и совершенно не похожее на все остальное.
Душа вдалеке еще имеет серебристые очертания, в которых угадывается слабое воспоминание о цвете и форме. Он медленно взбирается на скалу, решив уйти подальше от Бездны Смерти. Каждое движение причиняет ему боль. Края скалы обрываются, как будто невидимые руки пытаются затащить его обратно.
Еще дальше вверху я вижу начало глубокой впадины. Он пытается забраться туда. Но я не могу понять, зачем. Перевожу взгляд с мужчины, пытающегося выбраться, на клубящиеся внизу тени и решаю, что он меня не касается.