— Сюда, — командует один из воинов. Он указывает жестом на проем между двумя массивными корнями. Остальные воины выстраиваются полукругом вокруг нас, а их предводитель расстегивает путы на наших запястьях. — Если мы услышим хотя бы одну ноту, мы получим приказ хора покончить с вами здесь и сейчас, независимо от того, помазаны вы или нет. — Он смотрит на меня так, словно едва сдерживается, чтобы не выполнить эту угрозу прямо сейчас. — Хор пришлет кого-нибудь помазать вас.
С этими словами он встает спиной к проему, и нам с Илритом ничего не остается, как войти внутрь.
Мы протискиваемся через узкий проход в корнях. Глазам нужно время, чтобы адаптироваться, и когда это происходит, я вспоминаю перевернутое птичье гнездо. Как будто кто-то пытался поймать нас под корзиной. Солнечный свет пробивается сквозь переплетенные корни, отбрасывая лучи света на песок.
— Я думала, у сирен нет тюрем, — бормочу я, массируя запястья. Неудивительно, что Ремни выглядела такой неловкой.
— У нас их нет, особенно на острове Дерева Жизни. Это место обычно предназначено для священных молитв и тихой медитации, поскольку оно находится в объятиях Леди Леллии. — Илрит смотрит вверх через одно из отверстий в сплетенном потолке из корней.
— Неприязнь сирен к тюрьмам будет нам на руку. Они могли бы держать нас связанными. У нас есть преимущество при побеге, так как нам не придется беспокоиться о том, как распутать эти веревки. — Я начинаю ходить по периметру помещения. Стены похожи на живой гобелен, некоторые корни толще, чем три мачты корабля вместе, другие настолько тонкие, что я могу сорваться. Я заглядываю в щели, ищу места, которые могут открыться и образовать проход.
— Другого выхода нет. Я здесь уже был.
— А ты искал его, когда был здесь в последний раз? — Я пытаюсь протиснуться через один из промежутков между корнями, хотя уже знаю, что он слишком мал.
— Я могу осмотреть все пространство одним поворотом. — Он делает это для того, чтобы подчеркнуть. — Выхода нет.
Нахмурившись, я кладу руки на бедра. — Так что же тогда? Ты хочешь сдаться? Просто позволить им убить нас? Позволить Леди Леллии умереть и забрать с собой весь мир?
— Конечно, я этого не хочу. — Илрит перетащил ноги в дальний конец, подальше от проема, и сел на один из широких корней, которые медленно дугой уходили вниз, прежде чем погрузиться в песок. — Но я не уверен, что мы еще можем сделать.
Я преодолеваю несколько шагов, чтобы добраться до него, продолжая искать по пути возможные проемы, но не находя их.
— Может, попытаться одолеть рыцарей? Если они нас развязали, то явно не думают, что мы попытаемся сбежать. У нас будет элемент неожиданности.
— Сомневаюсь. — Илрит вздохнул и покачал головой. — Их слишком много.
Я ухожу, потом возвращаюсь, потом снова ухожу, начинаю шагать. Мои ноги роют траншею в песке от повторения. На одном из поворотов я чуть не врезаюсь лицом в Илрита. Он ловит меня обеими руками за плечи. Наши груди прижимаются друг к другу, и я мгновенно замечаю, что его сердцебиение, кажется, совпадает с моим. Пульсация, которая подчеркивает нашу общую песню.
— Расслабься, Виктория, — успокаивает он.
— Но...
— Паника никому не поможет. Если есть выход, он придет к нам, когда будет нужно. А пока постарайся успокоить свои тревожные мысли. — Глаза Илрита закрываются, его руки перемещаются и хватают мои на своей груди, сжимая их между нами. Его лоб мягко прижимается к моему. Мгновенно я расслабляюсь. Он прошептал: — Мне бы хотелось, чтобы у нас было больше времени.
— Нет. — Я качаю головой, отстраняясь. Я вижу, что он делает. Покорность, призыв отпустить. — Не начинай с прощаний.
Илрит усмехается, убирая прядь волос с моего лица.
— Прощания между нами бессмысленны. Однажды я уже выкрал тебя из Бездны Смерти.
И все же, когда он наклоняется, чтобы поцеловать меня, в этом поцелуе чувствуется какая-то завершенность. Поцелуй обжигает всем, что осталось недосказанным. Все то, чем мы хотели бы успеть поделиться в медленном темпе развития отношений — роскошь, украденная у нас. Наши руки дрожат. Он отстраняется, наши дыхания смешиваются во влажной дымке этого места, которое теперь стало полностью нашим. Стены чуть ближе, чем в прошлый раз, когда я открывала глаза, свет чуть тусклее. Солнце садится, возможно, это наша последняя ночь в жизни.
— Не надо, — шепчу я, и это слово дрожит на моих губах.
Он улыбается и снова целует меня в ответ. На этот раз в его поцелуе чувствуется вкус надежды, но он движется с голодом отчаяния. Что-то внутри меня ломается, и я теряюсь в нем. Если это наши последние мгновения, то я подчиняюсь потребности, растущей между нами. Отчаянию. Я подчиняюсь его языку, пальцам и рукам, которые прижимают меня к задней стене, скользят по моему торсу и хватают за грудь.
Между тем, как мои руки оказались на его груди и легли на его бедра, он толкнул меня на корень, где сидел сам. Илрит нависает надо мной. Глаза закрыты, в них блестят слезы, которые мы оба отказываемся проливать.
— Если это наши последние мгновения, то давай создадим песню, которая эхом отзовется в вечности, — шепчет он мне в лицо.
— Нет.
— Нет? — Он хмурится.
— Нет, — повторяю я с большей убежденностью. — Это не будут наши последние мгновения. Но я все равно буду иметь тебя.
Он хмурится и ухмыляется, проводя языком по моим губам, углубляя наш поцелуй. Я жажду его так, что это одновременно и возбуждает, и пугает. Тоска и отчаяние захлестывают меня, заменяя всякую нерешительность и печаль жжением, которое грозит поглотить меня. Я не могу притянуть его к себе достаточно близко и крепко обнять.
У Илрита перехватывает дыхание, когда он хватает меня за талию и посылает толчок по моему телу. Наши движения становятся неистовыми, поцелуи сменяются поцелуями зубов и языка. Руки — неотложными. Слишком много его, слишком много меня, и недостаточно нас. Все, чего я хочу, — это сократить расстояние между нами, оставив только горящую кожу и восхищенные вздохи.
Обхватив меня за колени, он тянет меня к краю корня. Мои ноги инстинктивно обхватывают его бедра, и я выгибаюсь дугой вверх, мои руки скользят по его плечам. Наши глаза встречаются, пока он позиционирует себя. Я более чем готова, и он легко входит в меня. Мои глаза закрываются, и все тело охватывает волна удовольствия от маленького, но бесконечно захватывающего акта полного и абсолютного наполнения.
А потом он двигается, заставляя все мои чувства пылать.
Ритм легко найти, темп нарастает с каждой секундой. Я реагирую инстинктивно, помогая по мере сил. Когда я прижимаюсь лбом к его лбу, Илрит — все, что я вижу, его тело — все, что я чувствую. Нет ничего, кроме этих глубоких, грохочущих стонов, которые гулко отдаются в его груди и резонируют в моей. Мы — одно целое, слившееся в причудливой гармонии, присущей только нам.