— Мы все получаем глубокие и тяжелые раны. Они не оправдывают хамского отношения к себе. — Я сжимаю ее плечо и отпускаю. — Никогда не поступайся своей ценностью, ни ради кого, даже ради семьи. — Слова приходят сами собой — я достаточно часто говорю их своей родной сестре.
— Я буду иметь это в виду. — Лючия разделяет со мной улыбку.
— Все, кроме Виктории, свободны.
— Ваша Светлость? — Улыбка Лючии спадает, когда она оглядывается на него.
— Со мной все будет в порядке. Я могу справиться с такими мужчинами, как он, — успокаиваю я ее.
— Я все слышал, — сухо говорит Илрит. Я бросаю на него вызывающий взгляд и пожимаю плечами, чтобы показать, как мало меня волнует то, что это так. Его губы слегка поджаты, но разочарование не доходит до глаз. Он пронзает меня взглядом, когда Лючия и Шеель без возражений уходят, выплывая на балкон.
Я сохраняю расслабленную позицию, но не отступаю, ожидая, что он скажет. Ощущение невысказанных слов снова омрачает воду между нами. Они гудят мне навстречу, даже после того, как пение, разносившееся по всему поместью, прекратилось.
Мне кажется, что я выиграла негласный спор, когда он расслабляется, и его тело опускается в воду. Напряжение исчезает, когда он отводит глаза. И все же я не теряю бдительности. Отступление может быть собственной военной тактикой.
— Мне жаль, — пробормотал Илрит.
— Что? — Это слово прозвучало с шоком.
— Правда? — Он усмехается и качает головой, по-прежнему не глядя на меня. — Ты из тех женщин, которые заставят меня повторить это еще раз?
— Дело не в этом, я...
— Мне очень жаль, Виктория. — Илрит возвращает взгляд на меня. В нем та же свирепая решимость, что и раньше, но на этот раз в нем нет ощущения борьбы. Я не знаю, как реагировать на то, что мужчина так быстро извиняется. Не выдержав моего удивления, он продолжает. — Ты была абсолютно права, я не должен был так набрасываться. Ты ни в чем не виновата, а Лючия просто делала то, что считала нужным.
Я складываю руки. Я не позволю ему использовать прощение, чтобы застать меня врасплох.
— Ты должен извиниться и перед Лючией.
— Обязательно. — Он снова отводит взгляд. — И мне тоже жаль, что тебе пришлось стать свидетелем... этого.
— Я не знаю, о чем ты говоришь. — Я пожимаю плечами. Илрит скептически смотрит на меня уголком глаза. — Все, что я помню, это куча яркого света. Может быть, какие-то пузырьки? Больше ничего.
Он знает, что я лгу. Но меня не волнует, что он знает. Я слишком занята вопросом, почему я лгу. Я помогла ему, чтобы попытаться использовать это в своих интересах. Я даже не делаю попытки намекнуть, что хочу получить что-то в обмен на свою доброту.
— Почему? — спрашивает он, и я задаю себе тот же вопрос.
Горькая усмешка проносится в моем сознании, и я не могу сдержать усталую ухмылку, которая расплывается на моих губах, когда я качаю головой. Настала моя очередь отвести глаза. Потому что никто не должен скрывать свои самые темные секреты. И все же я не могу заставить себя сказать это. Это было бы слишком большим признанием. Если он и слышит, то не подает виду. Поэтому я говорю:
— Не спрашивай, а то я могу передумать.
— Не то чтобы я был особенно добр к тебе, — поспешил заметить он.
— Нет, не был.
— Я собираюсь принести тебя в жертву богу.
— Напоминание действительно не нужно. — Я смотрю на него.
— Почему?
— Ты всегда такой настойчивый? — Я огрызаюсь.
— Ты не умеешь разговаривать.
— Боже правый, а я-то пыталась быть доброй к тебе. — Я вскидываю руки вверх и неловко откидываюсь назад.
— Я не просил о твоей доброте. — Он смело смотрит на меня.
— Тогда прости меня за то, что я дала ее тебе. Лучше скажи, что я сделала то, что сделала, только потому, что надеялась как-то использовать это для обмена с тобой, чтобы ты вернул меня в мой мир? — И все же, когда я оказалась в том странном месте в его воспоминаниях, мысль о том, чтобы сделать это, полностью исчезла. Все, что я вижу, — это грустный мальчик и измученный мужчина.
— Полагаю, так было бы легче понять. — Несмотря на то, что я сказала ему то, что он хотел, он не в восторге от того, что оказался прав, и теперь мы оба дуемся. — Но я уже сказал тебе, что не могу вернуть тебя обратно. Если бы ты покинула Вечное Море, то сразу же начала бы увядать. У тебя будут минуты, может быть, час. Это слишком большой риск.
Эти слова звучат так, словно кто-то физически вырывает из моих костей последние остатки надежды. Я не могу вернуться... Даже если бы могла, я ничего не смогла бы сделать. Спина выгибается, и я осознаю, насколько я невесома. Желание дышать снова душит меня. Но воздуха нет. Грудь поднимается и опускается, но я не чувствую воды. Я не чувствую воздуха. Я не та женщина, которой была. Больше магии, чем плоти... Я никогда больше не стану ею.
Я дрейфую, отворачиваясь от него, зацепившись за опору, как будто могу перевести дыхание. Мерцающий сквозь поверхность рассвет насмехается надо мной. Достаточно близко, чтобы нарисовать золотые линии на моем лице. Достаточно далеко, чтобы я уже никогда не смогла до него дотянуться.
— Ты должен был убить меня. — Лучше бы он убил.
— У тебя есть более важная цель.
— У меня была цель! — Ярость и обида переливаются через край. — Я была капитаном и отвечала за свою команду — команду, которую ты убил.
— Я не…
Я не буду слушать его оправданий. Мне все равно.
— Я была дочерью, сестрой, отвечала за свою семью. А ты... ты забрал меня у них. На шесть месяцев. У меня было шесть месяцев... А теперь они... — Я осеклась и покачала головой. Это было глупо. Не существует мира, в котором этой сирене было бы все равно. Почему я должна был ожидать этого?
— Что они? — нажимает он.
Повернувшись, я снова смотрю ему в лицо. Глаза Илрита в солнечном свете напоминают мне солнце между осенними листьями. Уютные. Теплые. Это глаза, которые просят довериться. А это опаснее любого жестокого взгляда.
Я не знаю точно, почему я говорю ему об этом. Возможно, потому, что так будет честно. Я узнала кое-что о нем — то, что он явно не хотел, чтобы кто-то знал— и теперь я чувствую себя обязанной рассказать ему что-то о себе. Возможно, это потому, что часть меня отчаянно хочет верить, что, возможно, он найдет способ помочь, если узнает правду.
— Я должна много денег совету, который контролирует мой дом. Если я не заплачу и не явлюсь в назначенный срок, расплачиваться будет моя семья. — Это слишком упрощенное описание моих обстоятельств. Но я по умолчанию предполагаю, что дополнительная информация его не заинтересует.
Я ошибаюсь.
— Их убьют за деньги, которые ты должна?
— Нет, совет их не убьет... но они могут пожелать смерти, если их постигнет такая участь. — Я думаю о них, которые сидят в тюрьме для должников. — У вас здесь есть тюрьмы для должников, Герцог Илрит?
— Нет, не могу сказать, что мне это знакомо. — Он кажется искренне заинтригованным.
— Это холодные, жестокие места, где у человека отнимают всю его свободу. К людям относятся как к животным и заставляют их работать на тех работах, для которых совету нужны руки — строить дороги, здания, что угодно еще. Они работают без устали и без оплаты. Взамен им прощают долги... но только после многих лет послушной службы.