— Так вот почему ты дал мне пять лет, — рассуждаю я вслух. Он кивает. Это была не доброта, а прагматизм. До сих пор я была ему бесполезна. Вероятно, он даже не смог бы помазать меня магией, необходимой для того, чтобы удержать меня под волнами Вечного Моря без того, чтобы я не умерла. — Я была в положении, когда могла согласиться на все, поскольку смерть была моим единственным выходом. У тебя был добровольный участник. Кто-то, кто согласился разорвать свою связь с миром и быть принесенным в жертву.
Еще один кивок, а затем Илрит сравнивает свои глаза с моими.
— Пять лет назад я поклялся себе и своему народу, что найду конец бедствию наших морей, вызванному гневом Лорда Крокана. Ни одной сирене больше не придется приносить себя в жертву.
Для моего человеческого разума это звучит бессердечно и жестоко. Он готов пожертвовать людьми, чтобы спасти свой народ. Но могу ли я винить его? Это ничем не отличается от того, как поступил бы Совет Тенврата, если бы роли поменялись местами.
Более того, он говорит совсем другое...
— Ни одному человеку больше никогда не придется жертвовать собой. — Я отталкиваюсь от ступеньки, взлетаю вверх. Зависаю прямо перед ним. Несмотря на то, что Илрит намного выше меня от макушки до кончика хвоста, одна из волшебных вещей в подводном мире — возможность смотреть ему в глаза. Если я сделаю это, если я смогу стать «достойной» жертвой и унять ярость Крокана, то больше никогда не придется убивать ни людей, ни сирен?
— Да, если ты сможешь.
Если я смогу... Были ли слова более приглашающими, чем эти? Ничто так не побуждает к действию, как вызов.
— Я преодолела более страшные испытания, чем разгневанный старый бог. — Чарльз на первом месте в моем сознании.
— Надеюсь, твоя уверенность не напрасна.
— Не будет. — Возможно, есть последнее дело, которое я должна сделать, пока живу на этой земле. Последнее добро, которое я могу сделать в жизни, полной наказаний за благие намерения. — А теперь научи меня пользоваться этой силой.
Глава 12
— Сирены владеют магией через наши песни, ведь песня — это язык души. Есть общие гимны — те, которые мы все знаем. А есть личные, исполняемые на языке, присущем только нам. — Он протягивает руку вперед, как бы желая коснуться меня, но воздерживается. Его пальцы скользят по моей коже. Ощущение воды, движущейся между нами, похоже на ласку, и я на мгновение очаровываюсь. — Есть еще гимны древних, которые передаются в нашем народе тысячелетиями. Это слова великой силы, но их смысл давно утрачен временем и не предназначен для понимания смертными.
Другая рука Илрита поднимается, и его пальцы проводят по новым меткам, которые он сделал. Желание вдохнуть, расправить грудь и прижаться к его коже, почти одолевает меня.
— Мы начнем с одной из моих песен. Так тебе будет легче понять, как извлекать силу через песню, прежде чем мы перейдем к гимнам древних.
Магия. Я собираюсь учиться магии. Идея вдвойне захватывающая, но неправдоподобная. Это похоже на грандиозное приключение, которого я ждала всю свою жизнь. Поиск за морями. Сколько людей имеют возможность обладать такой силой? Наверное, ни у кого. Как это ни прискорбно, но что может быть более эпическим началом приключения, чем смерть?
— А пока просто повторяй за мной. — Вода вокруг Илрита начинает пульсировать, когда он издает низкую ноту. Она заполняет все пространство, отражаясь от каждой поверхности. Вода дрожит от этого сладкого звука.
Его голос был моей колыбельной долгие годы. Как он преследовал меня постоянным напоминанием о моей скорой кончине. В результате я так и не смогла насладиться им как следует.
Ни разу я не засыпала в благоговении перед его голосом. Ни разу я не подумала о том, как прекрасно он извлекает ноты из глубины своей груди. Как они дополняли высокий фальцет, которым он пел из верхней части горла. В течение почти пяти лет почти каждую ночь меня усыпляла сирена, и только сейчас я оценила звук, который заставил бы моряков прыгать в воду до самой смерти за то, что они просто слышали его чуть лучше.
Его голос, его песня — мне кажется, что сама моя душа болит по нему. Простые ноты заполняют меня до краев, не оставляя места ни для мыслей, ни для боли, ни для сомнений. Словно... все тайны мира скрыты в этих звуках и ждут, когда я их открою. Приглашая меня остаться в его мелодичных объятиях.
Без предупреждения он останавливается. Не помню, как я закрыла глаза, но это было так. Илрит выжидающе смотрит на меня.
Теперь моя очередь.
Глубоко вздохнув, я пытаюсь повторить его прежний тон и громкость, но петь мыслями сложнее, чем говорить. Песня — вещь более механическая. Чувство, а не мысль. Это было легче в снах его памяти, где я воспринимала себя на суше. Здесь же я не могу сделать даже ноты.
— Расслабься, Виктория. Почувствуй это. Не думай об этом.
— А разве я не должна думать, чтобы издавать звук? — возражаю я, немного игриво. Он хмыкает и закатывает глаза.
Жеманная улыбка сползает с моего лица, и я снова закрываю глаза. Я пытаюсь вернуться в то место, которое он только что создал для меня своей музыкой, чтобы заставить мышцы моего тела расслабиться. Ноты где-то внутри меня, я знаю это, они ждут, чтобы их освободили. Если я только смогу заставить их вырваться из меня... Но я разочарованно молчу. Я слышу песню в глубине своего сознания громче, чем когда-либо, как будто она кричит, чтобы вырваться на свободу. Но она не может — не хочет вырваться.
Мягкая ласка по предплечьям заставила меня вздрогнуть. Я открываю глаза. Кончики его пальцев пробираются по нарисованным на мне отметинам к моим рукам, на этот раз они действительно касаются меня, перехватывая мои пальцы.
Илрит начинает раскачиваться, подобно приливам и отливам, и я инстинктивно начинаю двигаться вместе с ним. Мы движемся в идеальном синхронном ритме под музыку, которую слышим только мы. На меня наваливается смутное ощущение, похожее на опьянение. Однако, несмотря на то, что мои чувства притуплены, мое сознание обострено.
Мелодия в глубине моего сознания меняется. Теперь это не просто один певец. Это парящие гармонии радости, два голоса, сливающиеся воедино. Шепот страсти и запретных тайн. Низкая, ноющая боль. Невысказанная жизнь. Неразделенная.
Песня моей души. Каждый уголок моего тела вибрирует. Это восхитительное покалывание, которое ощущается как невидимые пальцы, бегущие вверх по моим бедрам. Я не могу остановить себя, чтобы насладиться этим. Это нечто совершенно иное, чем все, что я когда-либо чувствовала раньше. Что-то, что кажется неестественным, чего я должна бояться. И все же... почти декадентство.
Мои пальцы сомкнулись вокруг его. Я должна прекратить это, но не хочу. Это похоже на то, как десятки рук мужчин, которые смотрели на меня похотливыми глазами в течение последних нескольких лет — мужчин, которым я отказала в силу своей клятвы, — возвращаются, чтобы коснуться влажными, теплыми пальцами теперь, когда эти клятвы разорваны. Все запретные желания выходят на свободу. Удовлетворение от любого развратного действия, о котором я когда-либо могла фантазировать, пульсирует в моем теле, доставляя удовольствие без позора.