Выпотрошить — подходящая метафора для того, что я чувствую.
— Веришь ты в это или нет, Виктория, но ты делаешь успехи, — подчеркивает он.
— Я этого не чувствую.
— Я это вижу, — твердо говорит Илрит, и я смотрю на него, несмотря на то, что все еще сгорблена. Мои волосы медленно рассыпаются по лицу, то и дело заслоняя его. То приближая, то отдаляя его. — Если ты не можешь поверить в себя, поверь в меня.
Мои губы раздвигаются, возражение готово на языке. Как ты смеешь говорить, что я не верю в себя? Но в его глазах мелькнуло понимание. Он чувствовал себя таким же незащищенным, как и я сейчас. Я видела его в таком состоянии.
Может быть, поэтому, когда он говорит:
— Теперь я тебя оставлю, — моя рука вырывается и хватает его прежде, чем он успевает уплыть.
— Подожди! — отчаянно кричу я. — Подожди, — повторяю я, уже мягче. — Пожалуйста... я не хочу оставаться одна. Ты останешься ненадолго? — Я ненавижу чувствовать себя слабой. Чувствовать себя нужной. Но есть еще миллион воспоминаний, которые рейф вытащил на поверхность, и теперь мне нужно отодвинуть их в безвестность, подальше от всех сознательных мыслей. Если я останусь одна, мой разум будет блуждать по ним, я знаю это.
Илрит опускается рядом со мной, наши бока прижимаются друг к другу, словно притянутые инстинктивной силой. Медленно он берет мои руки в свои. Наши пальцы переплетаются, и я никогда еще не была так очарована тем, как двигаются мои пальцы. Это удивительно интимно.
— С тобой все в порядке, — тихо говорит он. — Я не позволю причинить тебе вред.
— Пока меня не принесут в жертву, — говорю я с горьким смехом. Кто бы мог подумать, что жертвоприношение может быть использовано для улучшения настроения? Я ожидала, что он будет смеяться вместе со мной. А не того, что он нахмурит брови, а в его глазах вспыхнет конфликт, которого я от него никогда не видела.
— Ваше Святейшество! Вы... — Лючия останавливается, переплывая через край балкона. Ее взгляд падает на наши сцепленные руки. В ее взгляде — растерянность, озабоченность и обвинение. — Ваша Светлость, я пришла, чтобы посетить Ее Святейшество и убедиться, что ни одна из меток не была нарушена.
— Я как раз заканчивал это делать, — непринужденно лжет Илрит. Он отпускает меня, отплывая чуть быстрее, чем обычно, как будто ему нужно как можно быстрее сократить расстояние между нами.
Но Лючия останавливает его, плывя по его следу.
— Ты не должен ее трогать. — Она могла бы сказать это только ему, но явно намеревается, чтобы услышала и я. Неужели она думает, что я была инициатором? — Ей нужно разорвать свои связи с этим миром, а не углублять их.
— Ей нужно сохранять ясную голову, — возражает Илрит. — А рейфы могут исказить сознание. Я следил за тем, чтобы с ней все было в порядке.
— Ей нужно лишиться всех мыслей. Как о вреде, так и о комфорте.
— Что она для нас хорошего, если она потеряет все последние и ничего, кроме первых? Она превратится в рейфа, как только мы отправим ее в Бездну.
Илрит на моей стороне, и это заставило меня сесть чуть прямее. Как получилось, что человек, который намеревается принести меня в жертву, одновременно защищает меня? И, что еще важнее, почему мне так легко от этого?
— Она будет не более чем пустым сосудом, когда ее отправят в Бездну. Чтобы она могла предстать перед Владыкой Кроканом в качестве достойной жертвы. — Лючия движется ко мне. Выражение ее лица — холодное безразличие. Но в ее глазах есть и оттенок печали. Впрочем, она лучше борется с чувством вины, чем Илрит. — Итак, Ваше Святейшество, могу ли я проверить твои помазания?
Я отталкиваюсь от балкона, уносясь вверх.
Илрит уходит, не сказав больше ни слова. Даже не оглянувшись на меня. Я остаюсь неподвижным, пока Лючия движется вокруг меня. Она просит меня поднять руки, осматривает их с обеих сторон. Плывет за мной. Побуждает меня встать.
— Лючия, — тихо говорю я, когда больше не могу выносить тишину. По крайней мере, у меня достаточно отвлекающих факторов, чтобы не отвлекаться.
— Да?
— Я сделаю это. Я клянусь тебе в этом. Я знаю, что поставлено на карту. — Ради моей семьи и ради Вечного Моря. Мысль о том, что придется пожертвовать собой, все еще вызывает у меня холодок по позвоночнику, но другого выхода нет. Это путь, на который меня привели мои действия, и я должна идти по нему до самого горького конца. Возможно, моя решимость — это жалкая попытка сделать так, чтобы этот единственный, последний поступок казался моим выбором. Вернуть себе хоть какую-то власть в ситуации, когда у меня ее практически нет. Но мне кажется, что это нечто большее. Как призвание, которое я не могу игнорировать.
У меня есть своя роль в этой борьбе. Долг. Я дала обещание Илриту, что через пять лет стану его, и поклялась, что нарушу только одну клятву.
Иногда самые простые решения оказываются самыми сильными.
Лючия делает паузу, слегка наклоняет голову, как бы рассматривая меня под новым углом.
— Как ни странно, я тебе верю.
Глава 14
В течение почти пяти недель я каждый день провожу в амфитеатре. После нападения рейфов у меня появилась вся необходимая мотивация, чтобы полностью посвятить себя обучению песне Илрит.
Мой день начинается на рассвете, когда Лючия или Фенни приходят проводить меня. Заканчивается он в сумерках, когда Илрит возвращает меня обратно. Хотя мне никогда не запрещали покидать свои покои ночью, я никогда этого не делала. Я либо слишком измотана, либо ощущение того, как призрачные руки обхватывают мое горло, слишком остро.
Было еще несколько ночей, наполненных песней. Но ничего столь зловещего и наводящего ужас, как те два приступа, которые я пережила. Поначалу музыка ничего не значила, но чем дольше я работаю с Илритом, тем больше у меня появляется врожденного понимания.
Иногда раздающиеся ночью гимны — это песни защиты, я думаю. Не подходи, поют сирены дюжиной голосов, каждый из которых произносит разные слова на разной ноте, но при этом как-то очень гармонично. Не подходи...
Каждую ночь я засыпаю, слушая среди них голос Илрита. Я всегда могу найти его, как маяк, указывающий на далекий берег. Я цепляюсь за этот звук, позволяя ему заполнить пробелы в моих воспоминаниях, оставленные моей работой. Он заполняет и успокаивает раны, которые я пытаюсь скрыть.
Его голос до боли прекрасен. До боли в пальцах. Он наполняет мою грудь и успокаивает зверя моей боли, который мечется по клетке. Я не могу отрицать притяжение его голоса, даже когда знаю, что должна. Его слова, хотя они сладки и мелодичны, бушуют во мне, как ураган, который я бессильна остановить — за ним можно только гнаться. Каждый миг наслаждения его песнями сгущается в последние дни моего существования.
Одно утро не похоже на все остальные.
За мной пришла не Лючия и не Фенни. Скорее, обе. Они парят над моим балконом на рассвете. Я встаю. Обычно рано просыпаюсь. Поэтому я увидела их сразу, как только они поднялись на дальний край.