Потому что я не смогу жить с самой собой, если не помогу, когда сочту это возможным.
Чарльз, возможно, научил меня эмоционально манипулировать кем-то ради собственного выживания. Но он также научил меня, каково это — быть манипулируемым. Вязкие путы, которые так плотно обхватывают душу человека, что врезаются в самое твое существо. Именно это знание не позволяет мне стать тем наемником, которым я хотела бы быть.
Я делаю это не для себя — чтобы получить что-то от Илрита. Я делаю это потому, что это правильно. Остается вопрос... смогу ли я вообще это сделать?
— Я бы хотела немного побыть в стороне, — объявляю я, надеясь, что выгляжу авторитетно. Шеель и Санва уходят. Остается только Илрит, зловеще освещенный слабым светом и красной дымкой. Я смотрю на него, паника нарастает. Но я не даю ей овладеть собой, оставаясь ровным. — Что я должна делать?
— Повелевай словами старых, чтобы изгнать гниль, — спокойно говорит он. Так обыденно.
— Я понятия не имею, как это сделать. — Я качаю головой. — Илрит, это серьезно. Я… я не знаю, как ей помочь...
Он скользит за мной. Как только его тело прижимается к моему, все заботы тают в тепле его тела. Одна рука ложится мне на живот. Другая скользит вверх по боку, упираясь в ключицы. Ощущение того, что он стоит у меня за спиной, успокаивает больше, чем мне хотелось бы. Ненавижу, как мне нужна его стабильность. Как я привыкла ассоциировать его прикосновения с этой странной силой.
— Виктория, ты невероятна. Ты можешь это сделать. — Его нос касается моей шеи, а лицо располагается у моего плеча. Я пытаюсь подавить дрожь, но не могу. Он чувствует это. Он должен. Потому что его пальцы впиваются в жесткую ткань корсета, охватывающего мой живот, как будто он пытается ухватиться за потребность, которую он в меня вложил. — Все, что тебе нужно сделать, это спеть.
— Что мне петь? Какие слова?
— Ты знаешь их здесь. — Его рука скользит по моей груди, останавливаясь прямо над ее выпуклостью. — Ты более волшебна, чем думаешь. Как человек, ты далекий потомок старых богов, народа, который был создан вручную с помощью Леди Леллии. Вы отмечены их силой. Твоя душа — музыка для их песен. Поищи в своем сознании пустоты, где поселились их слова, и найди нужные.
Я делаю глубокий и ненужный вдох, моя грудь вздымается от его руки. Илрит прижимается ко мне еще крепче. Наша кожа словно сливается. Его нос касается моей шеи, когда он наклоняет голову.
— Теперь, как в амфитеатре, — шепчет он. — Спой для меня, моя Виктория.
Моя воля... Я намерена исцелить ее. Я так хочу.
Но мой разум молчит. Я остро ощущаю, как все вокруг неподвижно. Я представляю себе Шееля и Санву в их главной комнате, которые с тревогой ждут, когда я спасу их дочь. Я пою уже несколько недель. Но в тот момент, когда мне это больше всего нужно, слова не приходят. Я возвращаюсь к началу.
Илрит был прав, когда оторвал меня от завтрака с дамами. Я бы выставила себя на посмешище. Я не могу этого сделать.
Что ты можешь сделать, Элизабет? Голос Чарльза с усмешкой пробивается сквозь барьеры, которые я пытаюсь воздвигнуть для него в своем сознании.
— Великие дела, — шепчет в ответ Илрит.
Я открываю глаза, и в этот момент мое сознание наполняется музыкой. Последние колебания покидают меня. Как и в амфитеатре, я раздвигаю губы и начинаю с ноты — ни со слова. Я держу ее, выдерживаю. Я знаю, что будет дальше. Я слышала это, засыпая, бесчисленное количество раз, и от этого мгновенно разжимаются мышцы на плечах.
Илрит начинает напевать в гармонии. Как будто именно этого он и ждал. Его голос легко перекликается с моим. Мелодия поддерживает меня и одновременно защищает его разум.
Я нахожу первое слово. Оно одно на моем предплечье.
— Култа'ра... — Затем второе. — Сохов...
В голове мелькают образы, как во время всех наших тренировок в амфитеатре. Моя жизнь, хорошая, плохая, уродливая. Все это выносится на передний план, как удары молнии в бурном море.
Я выбираю воспоминание, чтобы бросить его в пустоту. Я должна освободить место для магии. Иначе меня будет слишком много... Я должна освободить место для силы, чтобы повелевать ею.
За моими веками проносятся воспоминания о моей свадьбе. Сначала цвет платья... выражение лица матери... танец с отцом.
Илрит крепче вцепился в мою телесную форму, словно пытаясь удержать меня на месте.
Как только память уходит, остается лишь пустота, которую заполняют слова старых богов. Как только они занимают это место, приходит понимание. Я могу обхватить их руками. Сила принадлежит мне.
Песня достигает своего апогея, и я открываю глаза, чтобы увидеть слабую серебристую дымку, сияющую в воде вокруг нас — ту же самую, что витала вокруг анамнеза. Она исчезает, и мы видим прозрачную воду, живые и здоровые растения, сияющие на нас радостным фиолетовым светом. От гнили не осталось и следа. У меня перехватывает дыхание, когда руки Илрит медленно разжимаются.
— Я знал, что ты сможешь это сделать. — В его голосе звучит нотка гордости, от которой у меня подгибаются пальцы на ногах. — Думаю, ты готова к впадине.
Прежде чем я успеваю ответить, глаза Йенни открываются. Шеель и Санва, должно быть, услышали мою песню, потому что они вбежали внутрь. Остановились. И уставились.
Со слезами на глазах они обнимают свою дочь, израненную гнилью, но остроглазую и в остальном здоровую.
Глава 17
Санва и Шеель пытаются уговорить нас остаться. Они предлагают нам пораньше поужинать, но Илрит вежливо отказывается, говоря, что мы должны вернуться в поместье. К моменту нашего отъезда у меня уже есть небольшой пакетик желатиновых конфет, который Санва сунула мне в руки, отказываясь отпускать меня без какого-либо жеста благодарности. Шеель пытался уговорить меня взять два пакетика. Каким-то образом за полдня я настолько к нему привязалась, что искренне задумалась.
— Мы действительно нужны в поместье? — спрашиваю я, когда мы остаемся одни перед их домом.
— Ни в малейшей степени. — Илрит крутится в воде. — Я подумал, что им будет приятно побыть наедине, всей семьей.
— И долго она была в таком состоянии?
Он не отвечает так долго, что я начинаю беспокоиться, что чем-то его расстроила. Хотя я не знаю, как я могла это сделать. Вопрос казался вполне безобидным.
— Она заболела первой и самой страшной. Единственная, в ком Лючия не смогла остановить гниение внутри до того, как были установлены барьеры. — Он обвел взглядом пейзаж и остановился на траншее. — Йенни заболела из-за меня.
— Илрит...
— Это правда, — настаивает он. — Я послал Шееля во впадину на глубокую миссию с одним из новобранцев. Когда он вернулся, на нем была гниль. Мы были беспечны, и Йенни поплатилась за это. Я снова отправил Шееля слишком рано. Санва помогала Лючии ухаживать за воинами... Их обоих не было дома, когда они должны были быть. Никто не знал, что Йенни больна, пока не началась гниль.