Должно быть, это корни Дерева Жизни, как поняла я. Они мертвы и гниют в этой водной могиле. Илрит направляется к кругу колонн далеко внизу.
Вместо того чтобы плыть в арочный грот сверху, Илрит ведет нас вниз, вдоль корней. Непреодолимое желание потрогать их почти одолевает меня, но я цепляюсь за Илрита, пока он плывет под одной из арок круга и прямо к каменному бассейну в центре этого подземного алтаря.
Вблизи бассейн оказывается гораздо больше — достаточно большим, чтобы я могла свернуться калачиком, если бы захотела. Но я не отпускаю его. Илрит погружает наконечник копья в большую чашу, похожую на чашу. Я замечаю на его коже пятна гнили, как будто он был забрызган кровью. От наконечника копья расходятся призрачные ленты, превращаясь в усики, напоминающие листья виноградной лозы. Они растут с невозможной скоростью, переливаясь через края бассейна и расцветая, переплетаясь друг с другом, и сплетаются в небольшой саженец в центре. Когда сияние охватывает Илрита, красная гниль на его коже исчезает, как роса, испаряющаяся в утреннем свете. Моя кожа остается чистой.
— Теперь здесь безопасно. Ты можешь расслабиться. — Он отходит от каменной чаши, опираясь копьем о постамент, на котором она стоит.
Последняя нота повисает, когда я медленно разжимаю пальцы. Легкий толчок — и я отрываюсь от него, глядя в пустоту над нами. Свет от призрачного дерева освещает этот небольшой круг, но мало что показывает за его пределами. Если бы я не видела скалы по обе стороны от нас, я бы не знала, что мы находимся на дне огромной впадины. Я бы вообще ничего не знала об этом месте.
Я, как сломанный компас, вращаюсь без направления. Крики отдаются эхом в глубине моего сознания. Они вокруг меня. Головокружение охватывает меня, и я качаюсь. Трудно сказать, в какую сторону — вверх, как вдруг. Под водой нет ни подъема, ни спада, ни того, что на суше.
Я знаю, каким путем мы пришли, я пытаюсь напомнить себе. Сама земля подо мной. И все же мой разум сомневается в себе. Я никогда не была в таком месте, где нет никаких ориентиров. Здесь нет света. Нет ориентиров. Даже в спокойном море и пустом, голубом небе у меня есть солнце. У меня есть...
— Виктория? — говорит Илрит, хотя его голос кажется очень далеким. Неужели и мои чувства начинают покидать меня?
Какая-то часть меня находится в темной комнате с колоколом под маяком. Я нахожусь в примыкающем к ней крошечном чулане, вделанном в толстую скалу острова, где безопасно, чтобы хлопок не долетал до моих ушей. Там, куда не долетает ни один звук.
Можно кричать и плакать, чтобы он не услышал...
Я прижимаю ладонь к бедру, где должен быть карман для компаса. Но его давно нет. Того, что всегда указывало мне путь, на что я мог положиться, больше нет. Мне не на что опереться в темноте. Я…
— Виктория. — Рука сжимает мое плечо. Я испуганно поворачиваюсь, глядя в глаза, такие же темные, как окружающая нас пустота.
Неужели я навсегда останусь здесь в ловушке? Стану ли я одной из этих тварей?
Его глаза слегка расширяются. Илрит услышал меня. Даже сквозь оболочку он слышал мои страхи.
— Ты не в ловушке и не станешь одной из них. — Илрит покачал головой. — Как я уже сказал, это нормально — чувствовать панику, печаль или гнев в присутствии рейфов. Они питаются жизнью, тщетно пытаясь украсть ее.
— Но я не вижу никаких рейфов.
— Это не значит, что их нет. Затаились. Ждут, когда мы выйдем из этого убежища, или если им удастся убедить нас сделать это, — серьезно говорит он.
— Это не из-за рейфов, — качая головой, пробормотал я, пытаясь успокоиться.
— Это совершенно нормально...
— Я знаю свои эмоции, не спрашивай меня о них, — решительно заявляю я. Когда я только начинала управлять кораблем, было несколько моряков, которые сомневались, что я «слишком эмоциональна» для управления судном. Доказав им обратное, что я вполне способна испытывать эмоции, и руководить командой, я тут же показала им свой корабль в следующем порту. — Как держать в узде свои эмоции — этому я научилась очень и очень хорошо.
— Поэтому еще страшнее, когда они выходят из-под контроля. — Он говорит так, словно ему знакомо это чувство, этот ужас, когда ты оказываешься в ловушке, в голове, которую не можешь узнать. В лабиринте кошмаров, созданных тобой самим. — Идем. Чем ближе к бассейну, тем лучше вы будете себя чувствовать.
Его рука скользит по моим плечам, направляя меня к нему. Я замечаю, как чернильные отметины его бицепса прижимаются к татуировкам на моей верхней руке. Как будто мы одно целое, призванное соответствовать друг другу.
Илрит садится на одну сторону квадратного постамента, на котором хранится анамнез, я — на другую, рядом с ним. Мы оба прижались спинами к камню. Наши руки расслабленно лежат на земле. Почти соприкасаются. Еще одно движение — и мой мизинец коснулся бы его... Вместо этого я подтягиваю колени к груди.
— Что случилось с этим местом? — спрашиваю я. — Как оно стало таким, если здесь когда-то росло Дерево Жизни?
Илрит смотрит в темноту, не обращая на меня внимания. Вместо этого он сосредоточился на корнях вокруг нас или на чем-то еще.
— Некоторые называли Серую Впадину «мостом между жизнью и смертью». Это был долгий путь, по которому души спускались в Бездну Лорда Крокана. Их вел анамнез, и в таких местах мои предки отдавали последние почести и пели защитные песни мертвым.
— Но... мы, сирены, постепенно забывали слова прежних песен. Песни Леди Леллии было труднее запомнить, чем песни Лорда Крокана. — Он с грустным выражением лица смотрит в пустоту. Я припоминаю в его воспоминаниях, как он сокрушался на то, что не слышит слов Леллии. — Было предположение, что корни умерли, когда мы перестали воздавать ей должное. Затем, когда ярость Крокана позволила силам мертвых просочиться в наш мир, корни начали гнить; теперь это исключительно владения Лорда Крокана. Равновесие нарушено. Это могила Смерти.
— Ты думаешь, это Крокан убил корни?
— Он бы никогда. Лорд Крокан — старый бог смерти, но он не использует свою силу со злым умыслом. Он соединяет наш мир с Великим Запредельем вместе со своей женой, Леди Леллией. Дерево Жизни — это то, что привязывает ее к этому миру. Он никогда бы не стал намеренно атаковать его. Воздействие на Дерево Жизни — это провал сирен и жертва его ярости.
— Он никогда бы не напал на Леди Леллию, если бы только был в здравом уме, — говорю я как можно мягче. — Но я уверена, что Крокан никогда бы не напал на Вечное Море, верно? — Илрит продолжает смотреть. Я знаю, что он меня услышал, поэтому не настаиваю на ответе. — Есть ли у сирен хоть какое-то представление о том, почему Крокан так бушует?
— Если бы мы знали, то давно бы уже все починили. — Илрит тяжело вздохнул. — Сирены считали связь Лорда Крокана и Леди Леллии самой священной связью в нашем и других мирах. Именно поэтому мы так дорожим нашими клятвами другим. Почему, вступая в брак, мы заключаем его на всю жизнь.
Настала моя очередь смотреть в Бездну. Не в первый раз я задаюсь вопросом, что мог бы подумать Илрит, узнай он правду о моем долге, но впервые я зацикливаюсь на этом. Похоже, что клятвы здесь даже важнее, чем в Тенврате, особенно брачные. Полагаю, у меня есть ответ на вопрос, почему он никогда не рассматривал возможность моего замужества.