— Я думаю, это требует выпивки за счет заведения. — Отец возвращается к опрокинутым бочонкам, наполняя флягу до краев. — Вик, может, закроешь?
— А не рановато ли? — спрашиваю я, каким-то образом умудряясь встать, несмотря на то, что вес суждения в моем кармане почти приклеил меня к сиденью.
— Вряд ли. — Отец ставит флягу на барную стойку и показывает на пустую таверну, прежде чем начать наполнять следующую. — Не похоже, что сегодня у нас много клиентов.
Не сегодня... и не в любой другой вечер. Если бы не моя команда, мечта моего Отца о собственном бизнесе давно бы умерла. Возможно, мое исчезновение станет для них благом. Когда я буду мертва, я уже не смогу запятнать их репутацию.
— Тогда я открою. — Я провожу пальцами по своему испещренному чернилами предплечью, направляясь к выходу.
Я потратила годы на поиски информации. Я искала хоть какие-то слова или подсказки о том, какая магия сирены была применена ко мне той ночью, чтобы я могла лучше ее использовать. Если она так много помогала мне на протяжении многих лет в пассивном состоянии, то что я смогу сделать с этой силой, если овладею ею? Я могла бы стать колдуньей морей. Я могла бы показать Чарльзу хотя бы частицу того страха, который он внушал мне и моей семье. Я бы прокляла его имя, как он проклял мое. Хуже того.
Я стала моряком, думая, что смогу снова встретиться с сиреной. Чтобы научиться пользоваться силой или, может быть, выторговать себе жизнь.
Но все слухи о сиренах — это слухи о чудовищах. Каждый шепот и каждая легенда говорят о чудовищах, которые опустошают моря. И за все годы, проведенные в океане, я ни разу не видела другой сирены. Это тоже часть магии, решила я. Быть неуязвимым для зова его народа. Эта таинственная сила и защита, которую он дал мне, огромна по своим возможностям.
И все же я так и не смогла использовать ее достаточно хорошо, чтобы освободить себя от Чарльза. Я сжимаю руки в кулаки. Если бы я только была сильнее...
Прежде чем выйти на улицу, я затыкаю уши ватой. Я давно поняла, что это не обязательно для меня, но все равно делаю это для видимости. Единственные песни сирен, которые действуют на меня, это те, что поет его голос. Он шепчет в глубине моего сознания почти каждую ночь. Покалывание по коже, когда я провожу пальцами по метке, которую он оставил на мне, как визитную карточку.
Мурашки бегут по коже предплечья, поднимаясь вокруг татуировки, при одной мысли о нем. Не обращая на это внимания, я распахиваю тяжелую дверь таверны и выхожу на улицу, в доки Денноу. В нескольких шагах от двери — знакомый, потертый сэндвич-щит с облупившейся краской. Она гласит:
ТАВЕРНА НАКЛОННЫЙ СТОЛ.
ЛУЧШИЙ ЭЛЬ В ДЕННОУ.
Отцовское пивоварение — это действительно сила, с которой нужно считаться, и когда меня не станет, весь Денноу наконец поймет это. Торговля Матери выросла в десять раз с тех пор, как я стал капитаном — можно только представить, что будет, когда моя репутация перестанет быть для некоторых причиной сдерживаться. Работа, которую мне удалось найти для Эм в Совете Тенврата, стабильна и постоянна, и я уверена, что они полюбят ее еще больше, когда им больше не придется иметь дело со мной.
Они должны были быть в порядке после моего ухода. Но теперь я должна двадцать тысяч кронов. Больше, чем я когда-либо видела в своей жизни. Больше, чем вся закладная Наклонного Стола. Больше, чем все суда всего флота Торговой Компании Эпплгейт.
Я не позволю своей семье нести это бремя.
Мимо проходит женщина, заткнув уши ватой. Она подносит большой палец ко рту и прикусывает его в оскорбительном жесте. Я встречаюсь с ней взглядом, и в моем выражении лица появляется холодная, отстраненная элитарность. Я лучше тебя, пытаюсь сказать я одним только взглядом. Ты считаешь меня ниже, чем грязью, но я превосхожу тебя... так что же из этого следует?
Взгляд возымел желаемый эффект, и она заспешила быстрее. Исчезает. Я сохраняю выражение лица, скрывая, как глубоко ранят меня эти неприятные слова и взгляды. Но даже когда я пытаюсь отмахнуться от них, голос Чарльза звучит настойчиво, как и прежде: Кто может любить тебя?
Я возвращаюсь в дом.
Едва я успела сесть и взять свой бокал, как Эмили хлопнула в ладоши и воскликнула:
— Ну, когда же появится новый счастливчик?
Я фыркнула в свой бокал, закашлявшись элем.
— Эм, чернила на приговоре еще даже не высохли! — Сейчас не время для этого.
— Ты была замужем только на бумаге — за ослом, надо сказать...
— Эмили Датч, — выругался Отец.
Она игнорирует его.
— Но не по духу в течение многих лет. Твое сердце было не с ним.
Было, когда-то. По крайней мере, я так думала. Чарльз сказал мне, что любит меня, и менее чем через два года...
— Достаточно было быть замужем по бумаге. — Я смотрю на нее твердым взглядом. Она знает, какие границы я не переступлю. Даже если Чарльз был собственником, холодным и жестоким, я дала ему клятву. Клятву, которую я пыталась нарушить, но... пока она не будет нарушена, я не переступлю эту черту. Все они видели во мне негодяя, лжеца, нарушителя клятвы. Единственный способ сохранить голову — это быть немного лучше, чем они думают. Я должна была верить, что мое слово все еще что-то значит, даже когда все пытались сказать мне, что это не так. Я могла бы сломаться, если бы отказалась от этого.
— У меня была своя история любви. — Как бы жалко это ни было. — Ничего не вышло. Ну и ладно. Есть истории не только о любви. У меня есть более важные вещи, на которых стоит сосредоточиться.
— Ты всегда «сосредотачивалась на главном». — Она подражает мне с полузакатившимися глазами. Это довольно нелестно, но я не могу сдержать усмешку.
— Да, и сосредоточенность — это то, как я стала лучшим капитаном во всем Тенврате и за его пределами.
— Сердце, вечно находящееся в пути, никогда не успокоится на одном человеке, — мягко говорит отец. Это отголосок Маминой мантры — то, что всегда зовет ее домой.
— Только не ты, па. — простонала я. — Послушай, мое сердце не может быть более полным. Вы трое значите для меня все. Здесь нет места ни для кого и ни для чего другого.
— Знаешь, что для нас важно? Знаешь, что также должно быть важно для тебя? — Эмили указывает на меня, наклоняясь, чтобы погладить мою грудь. — Ты. Твое счастье.
— Твоя сестра права, — добавляет Отец.
Я вздыхаю. Я не ожидала такого развития событий. Но это лучше, чем если бы они спрашивали подробности, которые я не хочу сообщать. — Я счастлива, когда вы все счастливы.
Эмили надувает щеки и хмурится на меня. Из-за квадратного подбородка ее лицо кажется круглым, как дыня, когда у нее такие щеки. Она так похожа на нашего отца, унаследовав его карие глаза и сильную челюсть.
В то время как я вся наша мать.
Мои глаза — как бушующее море, серые и голубые, такие же беспокойные, как и мой дух. Так сказал мне Чарльз, когда мы впервые встретились. Он тоже был дитя моря, поэтому смог распознать его во мне. Он видел величие и жестокость волн. Как благородно звучал его рассказ о том, как он потерял свою семью и посвятил свою жизнь тому, чтобы уберечь других от подобной участи.