Его губы касаются моих, и он замирает. Они слегка вздрагивают, едва касаясь друг друга. Все мое тело вздрагивает от этого ощущения. Илрит прижимает меня к себе еще крепче. Его рука скользит с моего бедра на заднюю часть тела, разминая мышцы, а его губы снова прижимаются к моим.
Мы беззвучно плывем под волнами. Нет шума тел, ртов и дыхания, когда мы прижимаемся друг к другу. Есть только блаженная тишина и зарождение новой мелодии, которая складывается с каждым нашим движением. С каждым нажатием на слова, впечатанные в нашу плоть, ноты заполняют задворки моего сознания. Они трепещут и переливаются, когда он проводит по мне рукой.
Образуются новые чернила. По рукам, по шее, по спине и бедрам. Где бы ни находились его руки, музыка следует за ними.
Его прикосновения одновременно нежны и желанны. Его руки такие же властные, как и его рот, и оба требуют того, что могу дать только я — все, что я могу дать. У меня перехватывает дыхание от его голода, от ощущения, что насытить его будет непосильной задачей, но от перспективы мне хочется еще больше стараться.
А что касается поцелуев Илрита... Его рот стоит того, чтобы ради него жить и умереть. Я отдаюсь его силе. Мой живот переворачивается, как будто я качусь на гребне высокой волны, когда мы поворачиваемся, меняя углы, но при этом парим в невесомости, в подвешенном состоянии. Его язык проникает в мой рот, и я теряю сознание.
Прошли годы с тех пор, как меня в последний раз касались подобным образом. Годы медленного отвоевывания своего тела и души. Годы принятия себя такой, какая я есть, и такой, какой я становлюсь.
Действия, связанные с поцелуями и прикосновениями, для меня не новы, но ощущения — да. Я думала, что знаю все о потакании плоти. Но я ошибалась. Ужасно ошибалась.
Его рука перемещается на мою шею, захватывая большими пальцами мою челюсть. Илрит отрывается от меня и наклоняет мое лицо к себе, целуя меня в горло. Его язык проводит по линиям, которые теперь являются частью меня. Я вздрагиваю, и мои губы расходятся в беззвучном вздохе, который каким-то образом проявляется в виде единственной мысли, Еще.
Илрит готов исполнить приказ. Он поворачивает меня спиной к кровати, и вода смягчает наше падение на губку. Его руки ласкают мои бедра, вдавливая волны в тонкую ткань, облегающую мои нижние части тела. Его зубы впиваются в плоть моего плеча. Я обхватываю его бедра ногами, прижимая к себе. Илрит исследует каждую часть моего обнаженного тела, начиная с бюста и заканчивая поцелуями, возвращаясь к моему рту. Я намечаю линии мышц его спины, прослеживаю каждую грань его собственных отметин и закрепляю все это в своей памяти.
Если мне суждено умереть, я хочу унести с собой именно эти ощущения от мужчины. Страсть и наслаждение. Любовь, которая так же глупа, как и освобождающа. Когда поцелуи Илрита замедляются до простого чмоканья, мои колени расцепляются с его, оседая по обе стороны, а на губах появляется улыбка.
— Ты выглядишь довольной, Виктория, — пробормотал он.
— Ты дал мне сегодня больше, чем думаешь.
— Я хочу дать тебе еще больше, чем сейчас. — От интенсивности чувств я смотрю на него, смущенная, но жаждущая.
— Илрит...
— Не здесь, по... причинам. — Его хвост слегка ударяется о кровать.
Я не могу удержаться от смеха.
— Стыдно признаться, что мне было интересно?
Он задумчиво хмыкает, отстраняясь от меня, ложится на спину и смотрит в потолок.
— Только если стыдно признать, что меня еще больше возбуждает твое любопытство.
Хотеть и быть желанным... это хорошее чувство. Даже если это может быть не более чем плотское влечение. Даже если упрямо растущая под ним любовь не имеет будущего.
Не успев опомниться, я переворачиваюсь на бок, прижимаясь к нему. Илрит смещается, и я ожидаю, что он оттолкнет меня, но вместо этого его рука обхватывает мои плечи и притягивает меня к себе. Я инстинктивно кладу голову ему на грудь, наши тела прилегают друг к другу, словно созданы друг для друга. Звук его сердца — это симфония.
— Мне придется уйти, — говорит он несколько извиняющимся тоном.
— Я знаю. — Я закрываю глаза. — Я знаю, что ты должен уйти, чтобы сохранить это в тайне — по их правилам, касающимся подношений... но мне нужно, чтобы ты знал кое-что еще.
— Да?
— Я знаю, что делать это с тобой — эгоистично с моей стороны.
— Как и для меня, — быстро добавил он. — Я тот, кто требует от тебя всего. У тебя нет места для извинений или эгоизма.
Я качаю головой, прижимаясь к его шее.
— Ты неисправим, Илрит.
— Как и ты, Виктория. — Он целует меня в лоб.
Я продолжаю свою мысль:
— Но я хочу, чтобы ты знал, что мне не нужно, чтобы это была любовь. Пусть все будет просто для нас обоих. Только физические желания.
Даже произнося эти слова, я уже знаю, что беспомощна перед силой, которая пытается увлечь меня, несмотря на меня саму.
Однако это не то, что ему нужно знать. Я не могу лгать себе, но я могу лгать ему. Я могу притвориться, что все это не имеет никакого значения, кроме того, что я ползу в его объятия. Кроме чисто физического желания. Я видела достаточно женщин и мужчин, которые могут относиться к этому как к случайной интрижке, и могу взять с них пример.
Если я влюблюсь, это будет моим бременем, моей тайной, которую я унесу с собой в могилу. Я не могу причинить ему такую боль. Мое сердце также не выдержит еще одной неудачи на поприще романтики. Может быть, я и не помню всего, что было связано с моими прошлыми отношениями, но я точно помню, что они не удались... и, судя по тем обрывкам, которые я могу вспомнить, и по тем чувствам, которые я испытываю, у меня есть подозрение, что неудача произошла по моей вине.
Он внимательно следит за выражением моего лица, как будто каким-то образом может разгадать мой фарс — мои утверждения об обратном. Илрит слегка нахмуривает брови. Я почти ожидала, что он возразит.
Но он, похоже, принимает мои слова за чистую монету, слегка кивая. Полагаю, у него было много любовниц. В это я и решила поверить. Так будет проще, если я буду думать, что для него нет ничего серьезного. Если для него случайная интрижка — это просто.
А если для него это нечто большее... то нам обоим лучше делать вид, что это не так. Если мы не будем говорить о дальнейших привязанностях, то они могут умереть в сомнениях. В неизвестности и недосказанности.
— Как пожелаете, миледи.
Я слегка улыбаюсь. Я ожидала этого... Он знает, что я ходячая мертвая женщина. Так будет проще для нас обоих. Если я скажу себе это достаточно много раз, может быть, я поверю в это.
— Тебе следует отдохнуть, — мягко говорит он. — В ближайшие дни и недели предстоит еще много работы по помазанию.
— Тебе следует уйти. — Я решила проигнорировать упоминание о работе.
— Мне следует, но я, пожалуй, останусь, пока ты не заснешь... полагаю, это тебя не потревожит? — Глубокий голос Илрита наполнен беспокойством.
— Нисколько. — Я зеваю. — На самом деле, ты заставляешь меня чувствовать себя расслабленно и безопасно. — Я закрываю глаза и наслаждаюсь этим ощущением. Несмотря на пробелы в памяти, я уверена, что никто и никогда в жизни не заставлял меня чувствовать себя такой желанной и защищенной. Впервые я чувствую, что могу спокойно лежать, не смыкая глаз, не беспокоясь ни о ком и ни о чем.