— Может быть. — Джеми снова вздохнул. — Спасибо. Да, может быть.
И тут, когда он опустил голову на плечо Пибоди, Ева увидела, что он все еще ребенок.
— Я вчера ходил на вечеринку. Может, если бы я взял ее с собой…
— Ты не смог бы ничего изменить. — Пибоди мягко отстранила его. — Давай отсюда уедем.
Джеми кивнул.
— Да, давай уедем.
— Он и сестру свою будет вспоминать, — заметила Пибоди, когда они вернулись в машину. — Он ничего не сможет с этим поделать. Большинство людей живет без таких вот жестоких потерь, без насильственной смерти, вторгающейся в их жизнь. Ему всего восемнадцать, а ему уже трижды пришлось с этим столкнуться.
— Может, работа с ОЭС поможет ему с этим справиться. Вот будь у тебя тайный приятель, ты бы о нем кому рассказала? Или держала бы в тайне?
— Мне так долго не везло с парнями, такое было паршивое везенье, что я бы, наверное, повесила рекламу на воздушный трамвай. Но Джеми прав, у меня тоже сложилось такое впечатление: она умела хранить секреты.
Ева подъехала по следующему адресу и остановила машину у многоквартирного дома.
— Ей было всего шестнадцать, и согласно нашей новой теории она была влюблена в парня старше себя годами. Джеми говорит, она расспрашивала его о парнях из колледжа. Что-то она должна была сказать кому-то. Я голосую за Лучшую В Мире Подружку Навек.
Двухуровневая квартира Дженнингсов была угловой. Женщина, открывшая дверь, явно была в запарке. И причиной тому, предположила Ева, мог быть доносившийся из квартиры спор на повышенных тонах, переходящий в крик. Яростные голоса — девчачий и мальчишеский — гремели так, что на лестнице было слышно.
— Да? В чем дело?
— Миссис Дженнингс?
— Да?
— Лейтенант Даллас, Департамент полиции и безопасности Нью-Йорка, и детектив Пибоди.
— Боже, на нас что, уже соседи жалуются? — Женщина вскинула вверх руки. — Вы меня арестуете, если я просто поднимусь и стукну их лбами покрепче? Прошу вас, очень прошу, арестуйте меня! Хоть посижу немного в тишине.
— Можно нам войти?
Женщина бросила короткий взгляд на жетоны.
— Да-да, конечно. Я даже не знаю, из-за чего они сейчас так разоряются. Все утро вцепляются друг другу в волосы. То одно, то другое… И это называется Днем мира, разрази меня гром! — с горечью воскликнула женщина. — А их отец играет в гольф! Ублюдок, — добавила она с едва заметной усмешкой. — А может, вы их арестуете? Мне не помешали бы хоть пять минут покоя!
Последние слова она прокричала в сторону лестницы, запрокинув голову и приложив сложенные рупором ладони ко рту. Это никак не повлияло на уровень шума.
— Миссис Дженнингс, мы здесь не из-за жалоб на шум. — «И почему она просто не велит им заткнуться к чертям собачьим?» — недоумевала Ева. — Мы из отдела убийств.
— Я никого не убивала. Пока. А что, в доме что-нибудь произошло? Несчастный случай?
— Нет, мэм. Мы пришли поговорить о Дине Макмастерс.
— О Дине? С какой стати вам… Дина?
Ева видела, что до нее дошло, но все-таки сказала:
— Она была убита сегодня после полуночи. Насколько нам известно, она дружила с вашей дочерью Джо.
— Дина? — повторила женщина, пятясь. — Но как? — Она подняла руки к голове, словно хотела поправить прическу, но ее волосы были стянуты хвостом на затылке, и она сжала пальцами виски. — Вы уверены?
— Да.
— Мы понимаем, что для вас это шок, миссис Дженнингс, — вступила в разговор Пибоди. — Не могли бы мы перемолвиться словечком с Джо? Нам бы это очень помогло.
— Джо? Джо ничего не знает. Джо со вчерашнего дня дома, никуда не отлучалась. Сегодня с утра ссорится со своим братом. Она ничего не знает.
— Ей ничего не грозит, — заверила женщину Пибоди. — Мы опрашиваем всех друзей Дины. Таков порядок. Вы давно знаете Дину?
— Да-да. Они были ближайшими подругами с восьми лет. Она… они… о боже! О мой бог! Что случилось?
— А не могли бы мы поговорить с Джо? — вклинилась Ева. — В вашем присутствии.
— Хорошо. Ладно. Ладно. — Миссис Дженнингс подошла к лестнице и схватилась за перила с такой силой, что костяшки ее пальцев побелели. — Джо! Джо! А ну-ка спустись, ты мне нужна. Сию же минуту! Мне сказать ей? Я должна…
— Мы сами ей скажем.
До Евы донесся демонстративно громкий топот, сначала она увидела на лестнице только ноги, а потом и всю девочку с копной каштановых кудряшек на голове и сердитыми карими глазами. На ней были черные шорты до колен и — по моде, смысла которой Ева не могла постичь, — целых три майки разной длины, так что голубая выглядывала из-под красной, а черная — из-под голубой.