Она взглянула на него с лукавой улыбкой, которая так шла ей.
— Итак, милостивый государь, вы одобряете?
— Великолепно!
— Очень рада. Я была уверена, что тебе понравится. Ты ведь так любишь серые цвета. Надеюсь, ты меня не долго ждал?
— Нет, нет, пустяки.
— Ты выглядел так торжественно, когда я вошла.
— Неужели?
— А потом ты сразу вскочил.
— Неужели? Очень жалею.
— Почему?
— Не знаю, мне хочется, чтобы наши чувства были совсем и только нашими. Быть может это глупо, но такое у меня чувство.
— Ничего дорогой, твой скачок был не так уж заметен. Куда же мы направимся?
— Пойдем сюда, Мод, в залу.
Она последовала за ним в темную, грязноватую комнату. В одном углу какой-то крестьянин с женой и ребенком терпеливо ждали поезда. Франк Кросс и Мод Сельби поместились в противоположном углу. Франк вынул из кармана футляр и открыл его. Что-то сверкнуло на белом атласе.
— О, Франк, неужели это оно и есть?
— Оно тебе нравится?
— Какое оно широкое! У матери совсем узенькое.
— В прежние времена их обычно делали узкими.
— Как оно красиво! Можно примерить?
— Нет, дорогая, это плохая примета.
— Но что если оно не впору?
— Не беспокойся. Оно совершенно одинаковых размеров с твоим сапфировым кольцом.
— Тебе, кстати, еще очень мало досталось от меня за то кольцо. Ну как ты мог истратить двадцать две гинеи на кольцо? Да, да, сударь, вчера в магазине я видела точь-в-точь такое же кольцо и отлично знаю, сколько оно стоит.
— Я сэкономил деньги.
— Да, но не для этого.
— Лучше я не мог истратить эти деньги. А это кольцо таких же размеров, и наверное будет впору.
Мод подняла вуаль и сидела, устремив взор на маленькое золотое колечко, которое держала в руках. Тусклое лондонское солнце бронзовым светом заливало ее чудные кудри. У нее было лицо, красивое само по себе, но еще более красивое по своему выражению, вдумчивому, благородному, женственному, полному природной шаловливости и детского лукавства. Но глубокая задумчивость ее взгляда и нежные очертания губ говорили о ее уме и готовности на страдание и жертвы. Грубый поклонник одной физической красоты прошел бы мимо, быть может и не заметив ее, но более глубокий наблюдатель, которому недостаточно одной наружной красоты, невольно остановился бы перед Мод Сельби и отметил бы ее среди тысячи других женщин.
Она возвратила ему кольцо, и лицо ее сделалось вдруг серьезным.
— Я чувствую это совсем так, как ты описывал в своем письме, Франк; что-то роковое заключается в этом кольце. Оно всегда будет со мною. Мне кажется, что вся будущность сосредоточивается вокруг этого маленького колечка.
— Ты этого боишься?
— Боюсь ли я? — ее серая перчатка мягко легла на его загорелую руку. — Я не могу ничего бояться, пока ты будешь со мной. Это так странно, потому что обыкновенно я очень легко пугаюсь. Я думаю, если бы мне вместе с тобой пришлось пережить что-нибудь вроде хотя бы крушения поезда, я бы и тогда не испугалась. Ведь скоро я буду частью тебя, а ты достаточно силен для двоих.
— Не думаю, — проговорил Франк, — по-моему у меня такие же нервы, как и у всех других.
Мод покачала головой.
— Уж я знаю, — сказала она.
— У тебя ошибочное представление обо мне. Иногда это меня радует, но иногда приводит в отчаяние. Мне кажется, будто я обманываю тебя. Ты воображаешь, что я какой-то герой, гений и т. п. между тем, как я отлично знаю, что я самый обыкновенный человек, каких в Лондоне сотни и сотни тысяч, и так же мало достоин тебя, как и всякий другой человек.
Она засмеялась с сияющими глазами.
— Люблю слушать, когда ты так говоришь, — сказала она, — именно это-то и хорошо в тебе.
Франк безнадежно пожал плечами.
— Буду надеяться на то, что ты хоть не сразу, а постепенно узнаешь меня всего. Теперь, Мод, перед нами весь день и весь Лондон. Что мы предпримем? Я хочу, чтобы ты выбирала.
— Я так счастлива, что мне право все равно. Я готова просидеть с тобой до самого вечера.
Они оба рассмеялись.
— Пойдем, — сказал он, — мы обсудим это по дороге.
Семья крестьянина все еще сидела и дожидалась. Уходя, Мод положила серебряную монетку в руку ребенка. Она была так счастлива сама, что ей хотелось, чтобы и вокруг нее все были счастливы. Посторонние оборачивались и смотрели ей вслед, когда она проходила мимо. С легким румянцем на щеках и с сияющими глазами она была воплощением молодости, красоты и любви. Какой-то пожилой господин, взглянув на нее, вздрогнул и проводил ее восхищенным взором. Может быть он вспомнил и свою молодость и свою любовь, и на мгновение вновь пережил старые, счастливые дни.
— Возьмем мы извозчика?
— О, Франк, мы должны приучаться быть экономными. Пойдем пешком.
— Сегодня я не могу и не хочу быть экономным.
— Ну, вот! Видишь, какое скверное влияние я на тебя имею.
— Самое развращающее! Однако мы еще не решили, куда идти.
— Не все ли равно, если мы вместе?
— В Овале идет очень интересная игра в крикет между австралийцами и Сюррейским клубом. Хочешь отправиться туда?
— С удовольствием, дорогой, если тебе хочется.
— Затем во всех театрах идут утренние спектакли. Но ты, вероятно, предпочитаешь быть на вольном воздухе?