С тех пор, как существует свет, женщины обладают одной удивительной способностью - делать лучшее из всякого положения, в которое они попадают не по своей воле. И Мод в новом и непривычном для нее положении чувствовала себя легко и свободно. В нарядном синем саржевом платье и матросской фуражке, с чуть-чуть загорелым лицом, она была воплощением здоровой и счастливой женщины. Франк был одет также в синий речной костюм, и это было очень кстати, так как большую часть времени они проводили на море, на что указывали руки Франка, покрытые мозолями. К сожалению, разговор их сейчас был гораздо более прозаичен, нежели можно было ожидать от людей, празднующих свой медовый месяц.
- У меня волчий аппетит!
- У меня тоже, Франк.
- Превосходно. Возьми еще одну котлетку.
- Благодарю, дорогой.
- Картофелю?
- Пожалуйста.
- А я всегда думал, что во время медового месяца люди живут только одной любовью.
- Да, Франк, ведь это ужасно. Должно быть мы с тобой очень прозаичные люди.
- Родная мать природа! Держись крепче за нее, и ты никогда не собьешься с пути. Здоровой душе основанием должно служить здоровое тело. Передай мне, пожалуйста, салат.
- Счастлив ли ты, франк?
- Безусловно и совершенно.
- Ты в этом уверен?
- Никогда в своей жизни ни в чем не был так уверен, как в этом.
- Я так рада слышать это от тебя, Франк.
- А ты?
- О, Франк, все эти дни кажутся мне каким-то золотым сном. Но твои бедные руки! Они должно быть очень болят.
- Ничуть!
- Весла были такие тяжелые.
- До сих пор мне редко приходилось грести. В Уокинге - негде. Есть там канал, но на нем не развернешься. А ведь верно, Мод, как красиво было вчера, когда мы при лунном свете возвращались домой, и на воде перед нами сверкал серебряный столб. Мы были совсем, совсем одни. И как чудесно мы застряли под мостом. Просто прелесть!
- Я никогда не забуду этого.
- Мы сегодня вечером опять поедем туда.
- Да ведь у тебя и так все руки в мозолях.
- Черт с ними, с мозолями! И знаешь, мы захватим с собой удочки, может быть, что-нибудь поймаем.
- Отлично.
- А сейчас, после обеда, мы поедем в Роттингдин, если ты ничего не имеешь против. Дорогая, бери эту последнюю котлету.
- Нет, не могу больше.
- Ну, не бросать же ее. Попробую. Кстати, Мод, я должен поговорить с тобой очень серьезно. У меня сердце не на месте, когда ты смотришь на меня таким образом. В самом деле, дорогая, кроме шуток, ты должна быть более осторожна перед прислугой.
- Почему так?
- Видишь ли, до сих пор все шло отлично. Никто еще не догадался, что мы новобрачные, и никто и не догадается, если только мы будем вести себя осторожно. Толстый официант убежден, что мы уже несколько лет женаты. Но вчера за обедом ты чуть было не испортила всего дела.
- Неужели, Франк?
- О, Боже мой, да не смотри же ты на меня таким прелестным жалобным взором. Дело в том, что ты совершенно не умеешь соблюдать секретов. А у меня настоящий талант по этой части, так что, пока я слежу за этим делом, мы можем быть вполне спокойны. Но ты по натуре своей слишком прямая и совсем не в силах хоть немного притворяться.
- Но что же я сказала? Мне так жаль. Я все время старалась быть осторожной.
- Да хотя бы относительно сапог. Ты спросила, где я их купил: в Лондоне или в Уокинге.
- О, Боже мой!
- И затем...
- Как, еще что-нибудь?
- Да, я хочу сказать тебе об употреблении слова "мой". Ты должна его совсем оставить. Надо говорить "наш".
- Я знаю, знаю. Это было, когда я сказала, что соленая вода испортила перо моей - нет, нашей - ну, просто шляпки.
- Это-то ничего. Но надо говорить наш багаж, наша комната и т. д.
- Ну, конечно. Какая я глупая! Но тогда прислуга, вероятно, уже знает. О, Франк, что мы теперь будем делать?
- Ну, нет, этот толстый официант еще ничего не знает. В этом я уверен. Во-первых, он глуп, а во-вторых, я вставил несколько замечаний, которые поправили все дело.
- Это когда ты говорил про наше путешествие по Тиролю?
- Именно.
- О, Франк, как ты мог? И ты еще добавил, что было очень хорошо, потому что во всей гостинице кроме нас никого не было.
- Это его окончательно доконало.
- И потом ты толковал про то, как уютны эти маленькие каюты на больших американских пароходах. Я даже покраснела вся, слушая тебя...
- Зато как они прислушиваются к нашему разговору!
- Не знаю только, поверил ли он. Я заметила, что горничная и вообще вся прислуга смотрят на нас с каким-то особенным интересом.
- Моя дорогая девочка, в своей жизни ты наверное заметишь, что решительно все смотрят на тебя с особенным интересом.
Мод улыбнулась, с сомнением покачав головой.
- Хочешь сыру, дорогая?
- Да, и масло тоже.
- Официант, принесите масла и стилтонского сыру. Знаешь, Мод, дело еще в том, что мы слишком нежно относимся друг к другу при посторонних. Люди давно женатые бывают друг к другу любезны, но и только. Вот в этом мы выдаем себя.
- Это мне никогда не приходило в голову.
- Знаешь что, если ты хочешь окончательно убедить этого толстяка, то скажи мне в его присутствии какую-нибудь резкость.
- Скажи лучше ты, Франк.
- Ведь тебе не будет неприятно?
- Ну, конечно, нет.
- О, черт возьми, нет, я не могу, даже для этой цели.
- Я тоже не могу.
- Какая чушь. Ведь это необходимо.
- Конечно. Ведь это будет только шутка.
- Ну, так почему же ты не хочешь сделать этого?
- А почему ты не хочешь?
- Слушай, он вернется прежде, чем мы покончим это дело. Смотри сюда. Видишь, под рукой у меня шиллинг. Орел или решка? Проигравший должен сказать другому резкость. Согласна?
- Отлично.
- Орел.
- Решка.
- О, Боже мой!
- Ты проиграла. А вот он как раз идет. Смотри же, не забудь.
К ним подошел официант и с торжественным видом поставил на стол гордость гостиницы - громадный зеленый стилтонский сыр.
- Превосходный стилтон, - заметил Франк.