Я свободно говорю по-русски, по-английски и на иврите. Интересно, что про бизнес или науку мне легче говорить по-английски, о природе – по-русски, а про взаимоотношения между людьми – на иврите. Есть такое сленговое ивритское слово ДУГРИ (דוגרי). Оно заимствовано из арабского, который, в свою очередь, заимствовал его из турецкого dogru, и означает правильный, честный. А что будет, если действительно говорить ДУГРИ?
Придется сказать моему другу арабу-мусульманину: «Ты математик намного лучше, чем я, но в обозримом будущем евреи будут лучшими математиками, чем арабы». Сказать своей дочке-менеджеру: «Ты лучше менеджер, чем я, но в будущем женщины не смогут соперничать с мужчинами в этом роде деятельности». Сказать самому интеллектуальному и высокооплачиваему человеку, с которым я работал в хай-теке, что люди его цвета кожи (черного) в среднем неконкурентоспособны по отношению к китайцам. Сказать себе и друзьям-миллионерам, что по справедливости после смерти имущество должно отойти государству.
Рассказать астрологам и гомеопатам, что они действительно помогают людям выздороветь и заглянуть в свое будущее, но то же умеют священнослужители и племенные знахари.
Набраться сил и сказать, что внуки мои не ленивые, а просто не слишком способные и поэтому им неинтересно влезать в тонкости наук или музыки. Сказать моему другу-мусульманину, другу-иудею или просто вегетарианцу, что ограничение в питании не выглядит для меня серьезным духовным занятием.
Взять и посягнуть на прессу и объяснить, что за клевету газета должна заплатить штраф, а газетчик-клеветник – сесть в тюрьму. Сказать владельцам собак, что если не убирать за собакой, то ее отберут.
И еще.
Все, что по-английски вынуждает добавлять слово science, например, political science, social science, computer science, в отличие от физики, химии, биологии, которые не нуждаются в добавке science, ничего общего с наукой не имеет. Наука – это род деятельности, который позволяет повторить результат, полученный другим исследователем, и предсказать результат нового эксперимента, а это невозможно в политике. Часть computer science – это раздел математики, а в основном это инженерное занятие.
Стать ДУГРИ – значит объявить себя злобным дураком, который пытается испортить эту прекрасную жизнь во лжи.
Можно ли стать ДУГРИ в обстановке, в которой мы живем? В средние века с жаром спорили о количестве крыльев у ангела и решали важнейший вопрос: «Есть ли у женщины душа?» Но нельзя было задать вопрос: «Является ли тайная вечеря историческим событием?» Может быть, и мы сегодня просто не чувствуем того, что задать некоторые вопросы нам не дает утвердившаяся в обществе идеология либерализма. А если копнуть глубже, то становится ясно, что либерализм очень похож на религию. Можно осмелиться предположить, что мы, так же как и первые христиане или первые мусульмане, не чувствуем, что это «нечто», что так недавно появилось в нашей жизни, – не естественное развитие общества, не наукообразное ведение отношений между народами и полами, а просто новая религия.
Я конформист и постоянно слежу за тем, чтобы не высказать политически некорректных, а на самом деле еретических по отношению к новой религии мыслей. Очевидно, что неверующие сегодня – в абсолютном меньшинстве, и их влияние на людей, принимающих господствующую религию, невелико. Мое неверие – это не стройная атеистическая теория. Ведь создавая такую теорию, я сам бы впал в антирелигию, которая может вдруг стать самостоятельной религией.