Повторять «подвиги» некоторых репортеров вовсе не хотелось. И так в рядах защитников народной власти был полный некомплект. Подергавшись там минут пять и удостоверившись, что взорванный трактор украшает собой кучу почерневшего от копоти железа, предпочли убраться восвояси.
На следующее утро полетели с исматовцами на двух «восьмерках»» в уезд Спинбулдак. Там, в самом конце «бетонки», обстреливал кишлак, располагавшийся за и между двумя пологими холмами, афганский артдивизион, состоявший из шести почти новых орудий. Сама разбитая «бетонка» и местность вокруг на расстоянии тридцати метров от дороги были заминированы. Мины лежали так густо, что некоторые из них было видно даже невооруженным глазом. Боеприпасы сюда доставляли на вертолетах, один из которых две недели назад борцы за свободу ислама развалили прямо в воздухе выпущенной ракетой. Эффект был потрясающий — почти весь личный состав с ранениями различной степени тяжести был отправлен в больницу Кандагара, а на его место прибыли новые бойцы. Подойти к орудиям от вертолетов можно было по специальной тропке, заботливо помеченной военными светлыми камешками. Командовал батареей совсем молоденький лейтенант в чистенькой форме. Наверное, только что из военного университета — Пахантуна. Кроме одинокой батареи смотреть здесь было нечего, пора было возвращаться на майдан, чтобы лететь в Кабул.
На аэродроме Олюми и Сардар быстренько погрузили нас в Ан-26 и отбыли восвояси. Однако улететь вовремя, было не суждено. «Рулежку» перегородил белый «Семург» с исматовцами. Жарились на солнце часов пять, пока не узнали, наконец, в чем дело. Рядом опустилась вертушка, из которой стали выгружать раненых бойцов Исмата Муслима. Летчики наотрез отказались брать на борт больше трех человек — в самолете кроме нас были навалены еще какие-то мешки. На пол между сиденьями мы уложили раненого парнишку лет восемнадцати, очень опрятно одетого. На белой рубахе под жилеткой в районе сердца расплылось кровавое пятно. У изголовья примостили двух сопровождающих с перевязанными наспех руками и головами. Нарвались на засаду в Аргандабе. Лежащий паренек еще мог говорить, все просил пить.
Взлетали, когда бордовое солнце уже собиралось уходить за горы. Часа через два уже в темноте я спинным мозгом почувствовал, что парнишка умер — по телу пробежал холодок.
В Кабуле поначалу хотел помочь раненым исматовцам отвезти куда-нибудь мертвое тело, да и самих доставить в госпиталь. Но потом передумал — по большому счету, мне все было безразлично. Это была уже не моя война.
Шинданд (Северо-западная провинция Герат), 1989 год
За страшными затяжными боями под Джелалабадом и Хостом, где советские Р-300, выпущенные умелыми руками наших ракетчиков, днем и ночью сокрушали душманскую волю к победе, все как-то забыли, что творится на западе Афганистана, в самой «мутной» провинции — Герате. С уходом наших солдат боевые действия между частями и подразделениями правительственных войск и душманскими бандами там практически прекратились. На дороге, ведущей из Шинданда в Герат через провинцию Фарах, больше нет ни одной заставы. Гарнизоны стоят кучно. Один — близ шиндандского аэродрома чуть дальше того места, где раньше стояла наша дивизия. Другой — кучками в Герате, в старой крепости, и месте дислокации 101-го и 12-го мотострелковых полков. От аэродрома «Шинданд» до города Шинданда стоят афганские блоки и заставы со смешанным личным составом — военные и сотрудники афганского МГБ (царандоя в Гератской провинции видеть вообще никогда не приходилось). Старая гератская дорога, которая вьется вдоль афганско-иранской границы, как и прежде, не проездная. Таджик Туран Исмаил теснит пуштунов отовсюду, один за другим отвоевывая у них кишлаки и мелкие деревушки. В Герате по существу началась и уже полным ходом идет межэтническая война между пуштунами и таджиками за место под солнцем, кровавая борьба за выживание. Но сил и средств для того, чтобы как-то влиять на ее исход, у афганского правительства уже почти нет. Ценой неимоверных усилий и гигантских потерь удается выбить духов и регулярные воинские пакистанские подразделения из Джелалабада. На Женевские соглашения все, кроме СССР и Ирана, кладут с большим прибором. На юге и востоке страны подстрелить пакистанского спецназовца сейчас также обыденно, как и простого крестьянина-духа. Кабул тонет в эйфории от военных успехов, увязая в дрязгах и заговорах в среде военных. Этим-то и пользуется хитрый таджик Туран-Исмаил, в свое время отучившийся в СССР и постигший премудрости военного искусства в тяжелых боях с советскими войсками.