Вообще на Востоке базар — не только рынок в нашем понимании, а скорее место общения людей. Там можно целый день продавать один банан или гранат, зато наговориться и пообщаться всласть, узнать все новости, решить свои дела. Только на первый взгляд кажется, что восточные базары похожи один на другой как две капли воды. Это совсем не так. Взять базары (не отдельные дуканы) в ряде городов. Ну, например — Кандагарский, Кабульский, Гератский, Адрасканский и Шиндандский. Что касается последнего, то он, естественно, располагается не в «Березке» штаба нашей дивизии. До городка Шинданд — скоромного административного центра, куда иногда заглядывает хитрый таджик Туран Исмаил, надо еще ехать на машине минут сорок. Я мысленно разместил эти базары по убывающей с точки зрения концентрации на них пуштунов среди общего числа обитателей торжищ. В Кандагаре — 95 процентов пуштунов. В Шинданде, предположим, пять. По отношению к иностранцу эти базары ведут себя совсем по-разному. Чем меньше пуштунов в общем числе обитателей базара, тем легче этот базар «ассимилирует» тебя под свой размеренный ритм жизни. На «непуштунском» базаре ты очень быстро становишься его «игроком». Тебя ловят взгляды торговцев, для которых ты, во-первых, возможная часть их сегодняшней прибыли, во-вторых, источник информации как таковой — полезной или бесполезной, в-третьих, такой же элемент составляющей базара, на котором комфортно чувствуют себя рядом и таджики, и узбеки, где заняты непосильным трудом — тягой огромных телег — хазарейцы, и, наконец, в четвертых — источник возможной подачи милостыни для нищих. Вообще о таком базаре остается впечатление как о том месте, где твоя бдительность, после некоторого времени, притупляется.
Вспомнил, как однажды, когда собирал в Герате материал по иранскому шиитскому проникновению в приграничную зону, купил на базаре дочке красивую футболку с рисунком, покрытую, как мне поначалу показалось, арабской вязью. А когда маленькая Ксюша, едва научившись ходить, стала «рассекать» в ней по Кабулу, став при этом предметом пристального изучения взрослых афганцев, я удосужился, наконец, внимательно прочесть, что же на ней написано. И поразился своей невнимательности. На фоне плотно сжатого кулака зеленого цвета иранский постер сообщал, что 20 век — это век победы исламской революции, и призывал мусульман-шиитов к объединению. Н-да, чудно, а я и не заметил, заболтавшись со словоохотливым таджиком.
Если ты еще и лопочешь на их языке — то становишься «вжившимся» элементом этого на первый взгляд хаотичного потока людей. Такой базар — губка, впитывающая тебя как воду. Она вбирает в себя всех, кто только может «впитаться». С такого рынка вряд ли уйдешь, не приобретя какой-нибудь безделушки, или не попив фанты, не купив гранат или виноград у таджика. На таком базаре тебе обязательно дадут «бахшиш», а если ты еще и словоохотлив — то большой «бахшиш». Если ты торгуешься — значит, ты «их» человек. За одну купленную морковку, на приобретение которой ты затратил 20 минут и торговался, тебе поднесут чай и орехи, заведут разговор, из которого вынесут для себя вагон информации, полезной и бесполезной. Но это — обмен мыслями — своего рода игра, составляющая неотъемлемый атрибут жизни Востока.