Та же земля, из которой растут травы и деревья, из которой вышел и сам человек, служит местом, куда все возвращается. Мертвые члены рода уподоблялись увядшей траве или опавшим с дерева листьям. Всеобщее лоно было всеобщей могилой и местом всеобщего возрождения. Уже у неандертальцев видим сохранившийся у некоторых африканских племен погребальный обряд, выражающий круговорот жизни: покойника хоронят в скорченном положении, как скорчен зародыш в материнском чреве.{28}
Женщина — родительница, человеческое воплощение земли-благодетельницы — олицетворяла продление жизни. Оттого образ земли-матери, богини-матери рано занял центральное место в мире представлений, где такую роль играло плодородие и обновление; возможно, именно это божество первым обрело всецело человеческий облик. Когда на сцену выходят Кибела, Артемида, Афродита, ими уже пройден долгий путь. Но подобно тому, как жизнь и смерть обусловливают друг друга, так богиня созидания часто оказывается и богиней смерти, богиней с двумя ликами — один обращен к утру, другой к вечеру.
Вместе с младенцем богиня-мать приобретает обличье мадонны, в котором чудо обновления жизни получило одно из самых прекрасных выражений. Примечательно, как часто в церквах и часовнях Южной Европы встречается черная дева с черным младенцем; правда, в молитвенной нише их все чаще вытесняли белые лики. Похоже, образ мадонны со всем, что он олицетворяет, как и многое другое, — наследие из Африки.
Боги странствовали, одни исчезали, другие эволюционировали. Но какой бы облик они ни принимали — звериного тотема, духа земли или гор, охраняющего жизненно важную территорию группы людей, богини земли-матери, связывающей человека с землей, — в них воплощалось мистическое восприятие древним человеком единства всего живого.
Когда взгляд человека поднялся выше гор, чьи пики словно касались звезд, родилась догадка: уж не зажглась ли первоначально искра жизни от встречи небес и Земли? Человек прикоснулся к еще одному измерению — космическому.
3
В великой тишине под тропическим звездным небом — вневременном, близком, удивительно ясном — тебя вдруг охватывает чувство, что ты поднят над самим собой и причастился великому покою, уверенности и ритму, простирающимся дальше звезд.
Представляю себе, как древний человек бессловесно ощущал что-то из того, что я так неуклюже пытаюсь выразить словами. Его миром были ветры, пространство и дали; под босыми ногами — теплая кожа Земли, над головой — небесный свод. Когда видишь, как неподвижно сидит шимпанзе, завороженный картиной заката, можно отчасти представить себе, какие чувства вызывали небесные огни в эволюционирующем человеческом мозгу.
Наверно, человек очень рано обратил внимание на регулярность в движении небесных тел. Озирая Долину, он видел, как изменяется угол падения солнечных лучей и сдвигаются тени, утром и вечером длиннее, чем когда Солнце в зените. В стойбище под открытым небом, из пещеры или шалаша мог он проследить, как Луна в вечернем небе из тонкого серпа вырастает в полный сияющий круг, царственно плывущий в ночных небесах и озаряющий землю мягким светом. Эти изменения помогали родиться понятию о времени — крупице необъятного. Постепенно человек уразумел, что и звезды следуют по определенным путям, к тому же они собраны в группы, которым воображение придавало облик в духе того, что наполняло будни охотника.
В фазах Луны, как и в восходе и заходе Солнца, было что-то от земного круговорота, включающего рождение, рост, увядание, смерть и возрождение. Судя по всему, обычай приветствовать восходящее Солнце как символ возвращения жизни издревле был повсеместно распространен. Луну связывали с месячным циклом женщины и с плодородием; хетты называли ее Арма — беременная. Чем больше человек узнавал про космические огни, тем больше виделось ему взаимосвязей между космосом и земной жизнью.
Примерно 35–40 тысяч лет назад от атлантических и средиземноморских берегов через временно свободный проход между северным ледовым покровом и горными ледниками закаленные охотники ледникового периода двинулись в сибирскую тундру{29}; они шли через край, где паслись стада могучих мамонтов и оленей, где брели навстречу своей гибели пещерный медведь и волосатый носорог. На всей этой территории охотник оставил камни с насечками и кости с рядами черт неравной длины. Долго считалось, что эти метки были всего лишь украшением или выражали потребность человека чем-то заполнить пустоту. Однако археолог и этнолог Александр Маршак, случайно обративший внимание на правильное расположение примитивных знаков, сравнил множество костей и камней из пыльных музейных витрин и убедительно доказал, что речь идет о древнейших лунных календарях и различные ряды черточек фиксируют меняющиеся фазы Луны.