Уже приближалась осень, давно отшумел выпускной бал, и остались позади волнения, понятные любому, кто хоть раз в жизни назывался «абитуриент», когда Аня, словно вынырнув из бурлящей пены вступительных экзаменов, огляделась вокруг и поняла, что времени для счастья у неё не осталось.
Слух о свадьбе Ксении и Алексея прогремел как гром среди ясного августовского неба. Никто из знакомых не замечал между ними «особых» отношений, которые так трудно бывает скрыть, но пожалуйста — женятся.
Приглашение на свадьбу Аня получила непосредственно от подруги, постучавшей в её калитку однажды вечером.
— Анечка, ты не сердись, у нас всё так быстро получилось, мы оглянуться не успели, — говорила Ксения, ковыряя яркоокрашенным ногтем кору старой яблони. — Пока ты экзамены сдавала. Ты же знаешь, я срезалась уже на первом, вернулась домой, а тут Алёша. Он никуда не поступал, ему в армию скоро.
Аня слушала, отвернувшись. Ей было неуютно и холодно, но не потому, что посвежело от наступающих сумерек. Остро, как укол, девушка почувствовала — время сказок закончилось и её самой, беззаботной, уверенной в обязательном своём счастье, бесстрашно зовущей чудес, нет больше и не будет. Совсем другая взрослая Аня стояла под яблоней и слушала незнакомую взрослую Ксюшу, говорящую такие скучные, такие безнадёжно взрослые слова.
— Ну, что ты молчишь? Почему ты так обиделась? Я знаю, что он тебе нравился, только скажи, кому он не нравился в нашем классе? — прервал её размышления Ксюшин голос.
— Я его любила, — ответила Аня и добавила про себя: «И сейчас люблю».
— Если бы ты любила, давно бы уже закадрила, — чуть поучительным тоном возразила Ксения. Всё-таки в их паре она всегда была главной. — Ты даже мне не говорила про свою большую любовь, откуда я знать могла?
Прежняя девочка вспыхнула бы от обиды и возмущения, возможно, расплакалась, пытаясь объяснить, что улыбчивых белокурых принцев на белых конях или отполированных до блеска мотоциклах не «кадрят», их терпеливо ждут, но новая повзрослевшая Аня только уронила:
— Ты слушать не хотела, — продолжая смотреть на соседский заросший бурьяном огород.
Ксюша притихла и вдруг взяла подругу за руки, потянула, разворачивая к себе лицом.
— Анечка, прости меня. Я… я виновата, очень, — её голос задрожал, и Аня с удивлением заметила слезу на круглой щёчке подруги.
И, разумеется, они помирились. В конце концов, сказала себе Анна, её влюблённость в Алексея была такой детской, а жизнь отныне начиналась взрослая, и для разрыва с лучшей подругой нужен повод повесомей. И она согласилась прийти на праздник.
Вскоре после свадьбы молодой муж отправился исполнять гражданский долг, а супруга перебралась от свекрови обратно к родителям, где усиленно готовилась к новому поступлению.
— Тоже мне семейная жизнь, ни то ни сё, — осуждающе говорила Анина мать. — Учудила твоя подруга. Неужели не могли год-другой подождать? Ведь ребёнка-то нет.
Аня отмалчивалась и зарывалась по самый нос в учебники и конспекты. Учёба стала для неё самым главным делом — и в течение недели в райцентре, и по выходным, которые она проводила дома. Результат был налицо, только радовал он родителей и преподавателей, а не саму Аню. Она решила, что во взрослой жизни вообще мало радости, и смирилась с этим.
Ксюша не заходила к ней. Хотя для всех они оставались подругами, возврата к прежнему доверию не было и быть не могло — это понимали обе. Аня облегчённо вздыхала, садясь в понедельник утром в автобус, — выходные миновали, ей не пришлось поддерживать с подругой вежливый и тягостный разговор ни о чём. Так прошёл год.
Новый слух потряс село: Алёша возвращается домой. Раньше времени и… с ампутированными ногами.
Когда его привезли, вереница людей, пожилых и молодёжи, потянулась в дом, отмеченный горем, — каждый хотел выразить сочувствие, поддержать хотя бы словом. Пришла и Аня.
Алёшина мать, которую она первой встретила во дворе, лишь махнула рукой в ответ на её приветствие. Отчаяние в потухших глазах женщины, так напоминающих глаза сына, поразило девушку. В них словно отражалось безрадостное будущее, ожидающее эту семью, и будущее самой Ани, каким она его видела — серое, тоскливое.