— Невозможно. Это у меня пожизненная рента. Пока я жива, я должна получать ее, и, пока я жива, я должна оставаться маркизой Эплфорд.
Она доела суп, отодвинула тарелку и еще раз повторила про себя: «Пока я жива». А потом вдруг подскочила и говорит:
— Честное слово, а почему бы и нет?
— Что почему бы и нет? — спрашиваю.
— Ничего, — отвечает она. — Принеси мне телеграфный бланк, да поскорее.
Я принес ей бланк, она написала телеграмму и тут же отдала ее портье, а покончив с этим, снова уселась за столик и расправилась со своим обедом.
Ко мне она уже больше почти не обращалась, а я не навязывался.
Наутро она получила ответ, очень разволновалась и в тот же день съехала из отеля. А следующее известие о ней я получил уже из газет, где помещена была заметка под таким заголовком: «Смерть маркизы Эплфорд. Несчастный случай». Там говорилось, что она поехала кататься на лодке по одному из итальянских озер в сопровождении одного только лодочника. Налетел шквал, и лодка перевернулась, Лодочник доплыл до берега, но свою пассажирку он спасти не сумел, и даже тело ее не удалось найти. Газета напоминала читателям, что погибшая — урожденная Кэролайн Тревельен, в прошлом знаменитая трагическая актриса, дочь известного судьи в Индии Тревельена.
Дня два я ходил мрачный из-за этого сообщения. Я, можно сказать, знал ее еще ребенком и всегда интересовался ее судьбой. Глупо, конечно, но отели и рестораны отчасти потеряли для меня интерес, потому что теперь уже не было надежды как-нибудь вдруг встретить там ее.
Из Парижа я переехал в Венецию и поступил в один небольшой отель. Жена моя считала, что мне не мешает подучиться немного по-итальянски, а может, ей просто самой хотелось пожить в Венеции. Тем-то и хороша наша профессия: можно поездить по свету. Ресторанчик у них был плохонький, и вот как-то вечером, когда лампы еще не зажигали и посетителей никого не было, я уже решил было почитать газету, но тут вдруг услышал, что отворилась дверь, обернулся и вижу: входит она. Спутать я не мог — она не из таких.
У меня глаза на лоб полезли, а она подходит все ближе, и тогда я прошептал:
— Рыжик! — Это имя почему-то первое пришло мне в голову.
— Она самая, — говорит, и садится за столик против меня, и тут как расхохочется.
Я не мог сказать ни слова, не мог пошевелиться, до того я был ошарашен, и чем испуганнее я глядел, тем громче она хохотала, пока, наконец, не вошел Килька. На призрака он никак не походил. Наоборот, вид у него был такой, как будто бы он поставил на выигрышный номер.
— Ого, да это Генри! — говорит он и хлопает меня по спине с такой силой, что я моментально прихожу в себя.
— Я думал, ты умерла, — говорю я, все еще разглядывая ее — Я читал в газете: «Смерть маркизы Эплфорд».
— Так оно и есть, — отвечает она. — Маркиза Эплфорд умерла, и слава богу. Я миссис Киль, урожденная Рыжик
— Помнишь, ты говорил, что я скоро найду себе кого-нибудь по сердцу? — говорит мне Килька, — и честное слово, ты был прав. Я нашел. Я все ждал, пока встречу кого-нибудь, кто мог бы сравниться с ее светлостью, и, боюсь, долго бы мне пришлось ждать, если бы не наткнулся я вот на нее.
Тут он берет ее под руку, точно так же, помнится мне, как в тот день, когда он впервые привел ее в кофейню. И бог мой, как же давно это было!
Так кончается одна из тех историй, что рассказывал мне официант Генри. По его просьбе я дал героям вымышленные имена, так как Генри говорит, что Первоклассный Семейный Коммерческий отель капитана Киля в Кейптауне существует по сей день и хозяйка его все та же — красивая рыжеволосая женщина с прекрасными глазами, которую можно принять за герцогиню, пока она не заговорит. Выговор ее все еще отдает слегка улицей Майл-Энд-роуд.
1901