i. ДУХ МЕРКУРИЙ КАК АРКАННАЯ СУБСТАНЦИЯ
По общему мнению алхимиков, Меркурий — arcanum[227], prima materia[228], <отец всех металлов>[229], предначальный хаос, райская земля, <материя, над которой природа немного потрудилась, однако оставила несовершенной>[230]. Но он — и ultima materia, конечная цель своего собственного превращения, Камень[231], тинктура, философское золото, карбункул, homo philosophicus, второй Адам, analogia Christi, царь, светоч светочей (свет светов), deus terrestris, даже само Божество или его полноценное соответствие. Здесь мне нет нужды вдаваться в дальнейшие подробности, поскольку синонимы и значения Камня уже обсуждались мной в другом месте.
Но Меркурий — не только низкое начало (первоматерия) и высочайшая цель (Камень); он и расположенный в промежутке процесс и, сверх того, средство его осуществления. Он <начало, середина и конец Деяния>[232]. Вот почему он называется mediator[233], servator и salvator. Он mediator, как и Гермес. Как и , он - (хранитель мира, миродержец). С одной стороны, он (целитель всех несовершенных тел)[234], с другой - (образ воплощения Христова)[235], (единородный) и (единосущный, ?????????, родителю Гермафродиту)[236]; вообще он во всех отношениях представляет собой в макрокосме (природе) то, чем в mundus rationalis божественного откровения является Христос. Но, как показывают слова <свет мой превосходит всякий (иной) свет>[237], притязания Меркурия идут еще дальше, потому и наделили его алхимики качествами Троицы[238] - чтобы не оставить никаких сомнений относительно его полного соответствия Богу. Как известно, дантов Сатана — трикефал, т. е. тройственность в единстве. Он соответствует Богу, но как противоположность. Совсем иной точки зрения на Меркурия придерживались алхимики: они видели в нем божественную эманацию или творение, гармоничные самой сущности Бога, Собственно, тот факт, что они неизменно подчеркивали его способность к самопорождению, самопревращению, самоуничтожению и совокуплению с самим собой, противоречит точке зрения на Меркурия как на существо тварное. Поэтому совершенно логично, что Парацельс и Дорн выдвигают идею о том, что первоматерия есть нечто несотворенное (), т. е. совечный Богу принцип. Это отрицание creatio ex nihilo подкрепляется тем фактом, что когда Бог приступил к творению (Быт. 1), уже имелась tehom — тот самый материнский мир Тиамат, чей сын предстает; перед нами в облике Меркурия[239].
k. РЕЗЮМЕ
[Подытожим разнообразные аспекты Меркурия:]
Он состоит из всех мыслимых противоположностей. Таким образом, он есть ярко выраженная двойственность — но постоянно именуется единством, пусть даже его многочисленные внутренние противоположности в любой миг готовы распасться на столь же многочисленные разрозненные и по видимости совершенно самостоятельные фигуры.
Он и материален, и духовен.
Он — процесс превращения низшего, материального в высшее, духовное, и наоборот.
Он — черт, спаситель и психопомп, неуловимый <трикстер>, наконец — отражение Бога в матери–природе.
Он также — зеркальное отражение мистического переживания алхимика, которое совпадает с opus alchymicum.
В качестве такого переживания он представляет, с одной стороны, самость, с другой — индивидуационный процесс, а также, в силу неограниченности своих определений, — коллективное бессознательное[240].