Потрескивающий энергокулак терминатора резко ударил и пробил тело центуриона. Тот распался на части взрывом оторванных конечностей и раздробленной брони.
Аливия пыталась подтащить себя обратно к воротам. Она ползла по полу на спине, отталкиваясь пятками от земли.
Ее работа была почти закончена. Оставалось еще совсем чуть-чуть — и ее обязательство будет исполнено. Больше не будет долгих лет обмана, выматывающего одиночества, — больше вообще ничего не будет.
От строя щитов отделилась огромная фигура. Гигант-полубог. Прекрасное воплощение всего величия, которого могло достичь человечество. Аливии доводилось слышать все эти эпитеты и другие, которыми описывали магистра войны, однако их придумали те, кто видел его в мирное время. В бою он выглядел совершенно иначе.
Хорус Луперкаль был чудовищем. Демоном войны и погибели, обретшим плоть. Он был разрушителем и губителем — образом всего того, от чего человечество должно было отвернуться еще тысячи лет назад.
Его лицо было лицом абсолютного зла.
«И он даже не сознавал этого».
Это было худшим из всего, что Аливия когда-либо видела.
Кастор Алькад отпрыгнул от подступающего к нему терминатора и бросился между ней и магистром войны. Алькад никак не мог победить его, и не было даже никакой надежды на честный поединок.
Алькад умер бы, как только пришел бы в движение, и все же он это сделал.
Это было лучшим, что когда-либо видела Аливия.
Легат XIII легиона сделал выпад гладием.
Оружие щелкнуло о янтарное око на груди Хоруса.
Титаническая булава магистра войны совершила взмах, и Кастор Алькад исчез, словно его никогда не существовало.
Аливия поднялась на ноги и бросилась к вратам. Ее руки были скользкими от крови. Она провела последние черты и открыла рот, чтобы произнести заключительные слова, отвращающие беду.
Но из ее уст раздался лишь крик боли.
Аливия посмотрела вниз и увидела, что из ее груди торчат четыре параллельных клинка. Они пригвоздили ее к черной стене, кровь бежала по лезвиям и стекала во врата.
— Не знаю, кто ты, но мне нужно это открыть, — произнес магистр войны.
— Прошу, — выговорила Аливия, когда ее, наконец, накрыла боль.
Хорус выдернул когти своей перчатки из тела Аливии. Та упала. Казалось, она падала очень долго, прежде чем ударилась об пол.
Она подняла взгляд на лицо магистра войны и не увидела в нем ни жалости, ни милосердия, но, как ни странно, она увидела в нем сожаление.
Аливия силилась заговорить, и магистр войны опустился рядом с ней на колени, чтобы выслушать ее последние слова, пока из нее вытекала жизнь.
— Даже… в душах, опутанных злом… остается маленький… плацдарм добра, — произнесла она. — Я хочу… чтобы ты… помнил об этом. В конце.
Какое-то мгновение Хорус казался озадаченным, а затем улыбнулся. И на миг Аливия забыла, что он — враг человечества.
— Не следует верить святым, мадемуазель, — сказал Хорус.
Аливия не ответила, глядя за плечо магистра войны.
Из врат черного обсидиана текла кровь.
Хорус встал над телом мертвой женщины.
Ему было жаль, что она умерла, и он не смог спросить у нее, как она тут оказалась. С другой стороны, она выступила против него и пыталась мешать в достижении предназначения, а это означало смертный приговор.
— Кем она была? — спросил Мортарион.
— Не знаю, но я ощутил на ней прикосновение отца.
— Она встречалась с Ним?
— Да, — сказал Хорус, — но думаю, это было очень давно.
Мортарион поднял глаза на врата. Он явно не был впечатлен. Хорус увидел выражение лица брата и положил ему на плечо руку.
— Не нужно недооценивать то, что наш отец сделал здесь, — произнес Хорус. — Он пробился в иной мир — в мир, куда не прорывалось и где не жило ни одно существо. В сравнении с этим странствием твой подъем к покоям первого отца покажется приятной прогулкой.
Мортарион пожал плечами:
— Меня не слишком заботит, что Он сделал, — сказал он.
Повелитель Смерти постучал древком Безмолвия по телу женщины:
— Она пришла сюда, чтобы запечатать врата. Как думаешь, ей удалось?
Хорус протянул руку и приложил ладонь к черной стене. Он ощутил легкую дрожь поверхности — слишком слабую, чтобы это заметил кто-то еще.
— Есть только один способ выяснить, — произнес Хорус, отстегивая фиксаторы нагрудника. — Возьми эту свою косу и порежь меня.
— Порезать тебя?
Хорус сбросил с себя доспех, роняя на пол пластину за пластиной, пока не остался лишь в серой одежде.