Порой об этом заговаривали, разумеется, в лодке или в кабаке за столом, но вокруг было слишком много любопытных ушей, так что разговоры затухали из боязни или осторожности. Когда жизненные противоречия бередят сердце, человек ищет оправдания либо утешения. Новый мотоцикл или шифер на крыше утешали, хотя ненадолго. Утешение находили в лавке на полке, и оно оказывалось столь могучим, что частенько заполняло все пространство между морем и небом непотребными песнями.
Между тем рекордные уловы сходили на нет, ибо сотни мережей заглатывали салаку с безжалостным равнодушием, а природа не успевала восполнять убыль. Надвигались скудные годы, и дело заключалось не в капризах моря, оставлявшего рыбаков без содержания и без ловецкой радости, вселявшего беспокойство в чаек, а председателей да парторгов повергавшего в уныние — это было не только предупреждение природы, но кара ДУХА САЛАКИ за безразличие, заносчивость и слепоту, за никчемную алчность.
Над строптивыми водами продолжали разноситься песни утешения, порой рыбаки утешали себя, будто сироток, которых незаслуженно оставили без даров моря. Утешительные напитки были дешевы и доступны, укоры жен или страх в глазах детей не препятствовали самоутешению, оно стало неотъемлемой частью жизни. В последние свои годы и Сась Тамм не обходился без утешения в радости или в горе. Человек, которого ДУХ САЛАКИ десятилетиями одаривал щедрыми уловами, заботливо и уважительно вел по счастливой стезе, этот человек в глубине души явственно чувствовал, что надругался или даже предал своего доброго хранителя. Мало того что рыбы становилось все меньше, само море изменило норов, цвет и запах. Оно вроде бы подпортилось, прибрежные воды стали пахнуть вроде бы не так, а резкий и горделивый запах водорослей, какой после шторма заполнял все вокруг, — густой, солоноватый запах чистого моря все слабел и слабел.
Возможно, в некоторых случаях никакие утешения не помогают, ибо Сась чувствовал, когда полный день утешался, что на следующий день душа требует двойной порции утешения. На третий день — тройной порции. На четвертый… На четвертый день раздобыть утешение на деревне не удалось, и Сась, мужик еще в полном соку, ранним апрельским утром отправился по весеннему льду через пролив в город. По утру шел шустро и вскоре добрался в городе до полок со снадобьем, он и рассчитывал обернуться споро, потому что днем апрельский лед неизбежно теряет крепость. Одну бутылку почал сразу, другие распихал по карманам и направил стопы к дому.
Над морем под солнечными лучами уже поднималась туманная дымка, мужик глотал воздушную влагу вперемежку со снадобьем, это придавало ходу резвость и рвение, солнце сияло в пределах родного моря и, растапливая родной ледовый покров, расстилало вокруг целительный белесый парок, капельками оседавший на лице и губах. Мужик убыстрял шаг в сгущающемся мареве, глаза резало от напряжения, когда он пытался различить перед собой знакомую полоску темного леса на Абруке. Так и осталось невыясненным, запечатлелась ли в глазах его и в сердце эта спасительная полоска, ибо прежде коварный апрельский лед начал потрескивать под ногами и крошиться, образовал ямку аккурат в объем человеческого тела, и через нее Сась ухнул в студеную воду. Лед пропустил-поглотил, а обратно приглашать не стал. Может, и приглашал, да ДУХ САЛАКИ не отпустил. Этот дух очень долго держал человека при себе. У них было о чем поговорить. Едва ли дух пожурил рыбака за неосмотрительность. Никто лучше Сася не знал моря. Едва ли дух стал упрекать за то, что мужик перебарщивал в своих утешениях. Когда жизнь человеческая прожита, странно и уже неоправданно упрекать за что-то в минувшем.
— Как жил, так и жил, — сказал Сась ДУХУ. — Никогда не робел и не лодырничал.
— Это уж точно, — согласился ДУХ САЛАКИ. — О тебе в газете писали: герой из-под Великих Лук стал ударным рыбаком на Абруке.