Опоясанный мечом,[300] поднимаюсь на высокую террасу,
Далеко-далеко простирается весенний простор.
Темные заросли скрывают громоздящиеся холмы,
Драгоценные травы прячутся в глубоком ущелье.
Птица Феникс кричит в Западном море,[301]
Ищет гнездовье, да нет драгоценного древа.
А воронье[302] находит себе приют,
И много всякой мелкоты копошится в бурьяне.
[Если] нравы в Цзинь[303] давно клонятся к упадку
[И] путь исчерпан, остается скорбеть и плакать.
753 г.
На сэ[304] в Ци наигрывают восточные напевы,
На сянь в Цинь создают западные мелодии,
Волнуя красоток,
Побуждая их к блуду.
Обольстительны эти девы,
Прелестницы идут одна за другой.
За одну улыбку — пара белых яшм,
Еще одна песня — тысяча [лянов] золота.
Ценят лишь сладострастье, им не дорого Дао,
Где уж им пожалеть об улетающем времени?!
И откуда им знать про Гостя Пурпурной зари,[305]
Что в Яшмовом Чертоге[306] играет на заветной цинь?!
744 г.
* * *
Стихотворение датируется периодом, когда, уже став придворным поэтом и членом Академии Ханьлинь (некоторые комментаторы в упоминании «Яшмового Чертога» видят намек на эту Академию), Ли Бо ощутил отсутствие понимания его глубинных устремлений. В «прелестницах» комментаторы видят намек на всемогущих брата и сестру Ян (Ян Гочжуна и Ян Гуйфэй).
Гость из Юэ,[307] выловив сверкающую жемчужину,
Унес ее из южных далей.
Она сияла, как луна над морем,
Перед ее красотой и ценностью пала имперская столица.
Поднес государю, а государь схватился за меч,[308]
Такое сокровище,[309] а ничего не остается, как горестно вздыхать.
Вот потеха для «рыбьих глаз».[310]
В сердце [гостя] прибавилось досады и печали.
743 г.
Племени крылатых дано множество видов,
И большим, и малым — всем есть на что опереться.
А в чем же провинилась Чжоучжоу?[311]
Шесть крыльев,[312] но не взмахнуть ими.
Ей бы хотелось взять в клюв крылья других птиц в стае
И лететь с ними прямо к реке Хуанхэ.
Летящие игнорируют меня,
Остается вздыхать — как же вернуться к себе?
760 г.
Я плыву к отмели под Колдовской горой,[313]
В поисках прошлого поднимаюсь на Башню солнца.[314]
Радужное облачко истаяло в небе,
Издалека прилетел свежий ветерок.[315]
Давно удалилась фея,
А где же теперь князь Сян?[316]
Блуд канул в пучину лет,
Лишь дровосеки да пастухи поминают их печальными вздохами.
759 г.
* * *
Существует сделанный акад. В. М. Алексеевым комментированный перевод этого стихотворения (журн. «Восток», 1923, № 2).
[Один] скорбно лил слезы на перекрестке дорог,
[Другой] убивался, [глядя на] белый шелк.[317]
Дороги от перекрестка уходят на юг и на север,
Белый шелк можно сделать разным.
Если таково все в мире,
То и в жизни человека нет постоянства.
Тянь и Доу[318] соперничали друг с другом,
И у челяди от этого свой барыш или убыток
Тропы жизни так переплетены,
Что трудно не сойти с тропы дружбы.
Черпак вина[319] сильно сближает,
Но на душе все то же недоверие.
Чжан и Чэнь в конце концов погасили огонь дружбы,
Сяо и Чжу[320] тоже разлетелись, как звезды в небе.
Стаи птиц собираются на цветущих ветвях,
А жалкие рыбы дрожат над своим пересохшим прудом.[321]
Ах-ах, пришелец[322] утратил благорасположение,
Но что другое ему надобно, позвольте спросить?
757 г.
Хронологическая последовательность создания стихотворений цикла «Дух старины»[323]
725 г. (13-й год Кайюань) — № 33
Впервые покинув родную область Шу в 724 г., весной 725 г. Ли Бо путешествует по Янцзы, посещает Ханчжоу, Юэчжоу (совр. Шаосин), знакомится с известным 80-летним даосом Сыма Чэнчжэнем, после чего пишет знаменитую «Оду о птице Пэн»; осенью заезжает в Цзиньлин (совр. Нанкин).
728 г. (16-й год Кайюань) — № 26, 27, 52
В предыдущем году Ли Бо знакомится с поэтом старшего поколения Мэн Хаожанем, а в начале 728 г., расставаясь с ним, пишет стихотворение «У башни Желтого журавля провожаю Мэн Хаожаня в Гуанлин»; женившись в 727 г. и заведя собственный дом у Скалы персиковых цветов близ г. Аньлу (совр. город с тем же названием в пров. Хубэй), живет там до 730 г.