Жизнь коротка, ее надвигающаяся осень (Ли Бо сорок пять лет) грозит холодным серебристым инеем, но это неизбежно, и во мраке бытия нельзя прожить без света в душе.
Кареты поднимают клубы пыли,
Тропы не видно, в полдень меркнет свет.
Вельможи тут немало прихватили
Заоблачных дворцов, златых монет.
Вон на дороге «петушиный парень» —
Нарядная карета, важный вид,
И рвется изо рта столь грозный пламень,
Что встречный от такого убежит…
А кто ж, как Сюй, омывший уши встарь,
Понять сумеет, где — бандит, где — царь?
Комментарий
Ли Бо написал это стихотворение как итог наблюдений за жизнью приближенных ко двору вельмож. Их внешний лоск обманчив, но где же мудрец (Сюй), который в силах распознать истинную сущность?
Мир Путь утратил, Путь покинул мир,
Забвенью предан праведный Исток,
Трухлявый пень сегодня людям мил,
А не коричных рощ живой цветок.
И потому у персиков и слив
Безмолвно раскрываются цветы.
Даны веленьем Неба взлет и срыв,
И мельтешения толпы — пусты…
Вослед Гуанчэн-цзы уйду — туда,
Где в Вечность открываются врата.
Комментарий
Мир погряз в безнравственности, отвергнув каноны высшего Пути, отвернувшись от естества, тогда как истинная мудрость — в природе, где Дао осуществляется посредством «неговорения» («персики и сливы» — метоним природы в целом и в переносном смысле — последователей Учителя). Мудрецу остается лишь одно — покинуть мир и уйти вслед за святым в вечность.
Таинственный исток наверх выносит
Лазурный лотос, ярок и душист.
Устлала воды лепестками осень,
Зеленой дымкой ниспадает лист.
Коль в пустоте живет очарованье,
Кому повеет сладкий аромат?
Вот я сижу и вижу — иней ранний
Неотвратимо губит дивный сад.
Все кончится, и не найдешь следов…
Хотел бы жить я у Пруда Цветов!
Комментарий
Ли Бо еще молод (28 лет), он рвется к идеализированной чистоте государева служения и не представляет себе, как высокомудрый человек («лазурный лотос») может оставаться в пустоте одиночества, зря растрачивая свои таланты («сладкий аромат»). Пруд Цветов — это не только эстетический и философский образ вечного цветения, но и метоним императорского двора.
Есть в Чжао-Янь прелестница одна
В чертоге, что за облаками скрыт,
Глаза лучисты — что твоя луна,
Улыбкой царство может покорить.
Ей грустно видеть увяданье трав,
Ветров осенних слышать дикий вой,
И струны, под перстами зарыдав,
Ей отвечают утренней тоской…
Ах, где тот благородный господин,
С кем на луаняхвместе полетим?!
Комментарий
Написано тем же двадцативосьмилетним Ли Бо, осознающим собственные возможности и жаждущим встретить того «благородного господина» (государя), в служении которому он сумеет применить свои таланты.
Наш лик — лишь миг, лишь молнии посверк,
Как ветер, улетают времена.
Свежа трава, но иней пал поверх,
Закат истаял, и опять — луна.
Несносна осень, что виски белит,
Мгновенье — и останется труха.
Из тьмы времен к нам праведники шли —
И кто же задержался на века?
Муж благородный — птицей в небе стал,
Презренный люд преобразился в гнус…
Но разве так Гуанчэн-цзы летал?! —
Был в тучку впряжен легкокрылый Гусь.
Комментарий
А это — уже пятидесятитрехлетний Ли Бо, осознавший мимолетность жизни и тщетность всех земных усилий. Лишь даосская святость способна благородной птицей («легкокрылый Гусь») вознести в вечность.
Из Трех Династий вышли семь вояк
И смуту учинили на просторе.
Как гневны «Нравы» и печальны как!
Наш мир сошел с Пути себе на горе.
Постигший мудрость — тайны Тьмы прозрел,
К Заре Пурпурной воспарил над тучей,
Мудрец Конфуций в пустынь захотел,
И предок мой исчез в песках зыбучих.
Святые, мудрые — все канули в века…
В сей смутный час о чем еще тоска?!
Комментарий