– А почему страдать должны мы? – спросила Маша, заплакав. – Ты хоть понимаешь, как больно на тебя смотреть?
– Ну так не смотри, – простонал в ответ Артур, но вместо того, чтобы уйти курить, как ему хотелось, сел на прежнее место.
– Я не переживу, если с тобой что-то случится, – призналась Маша, опускаясь рядом с ним на колени. – Понимаешь? Пожалуйста… остановись.
Артур снова дернулся, отшатнулся от Маши, потому что на это дурацкое «остановись» всплывал разве что мем с Януковичем, а это значило, что можно было только продолжать и «долбить эту власть», как завещала Мария Колесникова[43] еще до своего ареста.
– Я не могу, – выдыхая, сказал Артур. – После всего, что случилось, я могу только умереть, но не остановиться, понимаешь?
Маша всхлипнула и закрыла лицо руками. Она, к сожалению, понимала, но ей все равно хотелось назвать Артура бессовестным эгоистом, совершенно не думающим о тех, кому он дорог. Она молчала, только чтобы не добивать ни его, ни себя подобными словами.
Пикнула микроволновка. Она разогрела два куска пирога и тут же сообщила об этом. Ей не было никакого дела до человеческих чувств.
Маша плакала, а Артур отстранялся от нее, доставал тарелку из микроволновки, наливал им обоим чай и, не пытаясь ее утешить, доставал из кармана телефон.
Его личный аккаунт под ником Арчер требовал внимания. В чате «детки-конфетки» кто-то упомянул его лично, и это было недобрым знаком.
«Арчер, приходил участковый, спрашивал, где ты», – писала туда Артемида – женщина, присматривающая за детьми в его квартире.
«Ясно, значит, вам нужна новая квартира», – ответил на это Артур.
«Нет, ты не понял! – тут же продолжили писать ему. – Они ищут тебя! Рано утром участковый мог прийти, только если тебя собираются задержать, а под домом стоит машина губопиков[44]. Ты это понимаешь?»
«Не вижу проблемы. Ты ему какие-то документы показывала?»
«Нет, он не смотрел мои документы, только прошел по квартире, чтобы убедиться, что тебя там нет, но он видел детей! Они могут прийти снова. Они будут разбираться и искать дальше. Не тупи, Жилябин!»
«Успокойся», – ответил он, забывая про плачущую Машу, а сам брал другой телефон, заходил в чат с аккаунта админа и удалял почти всю переписку, оставляя только два первых сообщения, чтобы ни у кого не возникало вопросов о переезде. Кто и что мог успеть прочитать, сказать было невозможно, но Артур надеялся, что в шесть утра мало кто сидит в телеграме, а затем писал уже под другим ником:
«Сегодня же смените дислокацию. Не стоит волноваться».
Отбросив админский телефон, он снова открыл телеграм Арчера.
Он давно был перекинут с белорусского на украинский номер[45] и считался условно-безопасным, но слишком много людей знали, кто скрывается под ником Арчер, чтобы им можно было пользоваться.
Состоять в чатах это не мешало. Их у Арчера действительно было много. Чат с парнями, с которыми он сидел до первого суда, чат с ребятами, которые, как и он, искали свои вещи в августе после Окрестина, три чата, появившихся после суток: чат камеры ИВС, чат камеры ЦИП, чат камеры Жодино. Волонтерские чаты. Там же чаты районов, закрытые, открытые, секретные, не очень. Всякие.
Он не писал ни в одном из них, только чтобы не светить ник, но проглядывал сообщения, чтобы знать, какие есть реальные проблемы, и вмешиваться, когда такое возможно. Он помогал, но не как Арчер, а как кто-нибудь другой – безымянный, неопознанный, но проверенный активистами, движениями, каналами, кем-то, кому нуждающийся в помощи мог доверять.
Это обычно работало, главное было следить за ситуацией и сохранять бдительность. Первое иногда было слишком трудно. Пролистав чаты с сотнями непрочитанных сообщений, Артур понял, что не в состоянии просмотреть это сейчас, и просто писал Артемиде в секретном чате.
«Успокойся и следи за тем, что ты пишешь в чате. Ники не для того придуманы, чтобы ты фамилиями швырялась».
«В чате все свои и для них адрес сада не секрет», – попыталась оправдаться Артемида.
«Это не повод нарушать базовые правила безопасности, – строго ответил ей Артур. – Чтобы это был первый и последний раз».
43
Глава штаба Виктора Бабарико, в две тысячи двадцать первом году осуждена на одиннадцать лет лишения свободы. «Мы будем
44
Имеются в виду сотрудники ГУБОПиК – главного управления по борьбе с организованной преступностью и коррупцией, и да, то, чем занимаются герои этой книги, считается организованной преступностью, обычно «в составе группы лиц», «с корыстным умыслом», и не важно, что денег нет и никто их не находил.