Он чувствовал, как стучит его сердце, как внутри все напряжено, но вместо страха им управляло странное возбуждение с полной тишиной в голове.
Где-то на краю сознания он понимал, что вооруженные военные в машинах с надписью «люди» точно не станут его трогать, да и водителям непонятной военной техники, которую сейчас Сергей мог воспринять только как пятно камуфляжного окраса, нет до него никакого дела.
У них другие приказы.
И в то же время, в этой колонне ехали синие бусы неизвестно с кем внутри, и ничего доброго это не предвещало.
Машины ехали, и каждый раз, когда мимо проезжал бус, он боялся, что тот остановится, не здесь, не внизу, а чуть в стороне по ходу движения. Ему даже казалось, что один из них приблизился к обочине, но поехал дальше.
«В случае чего – через забор и в лес. Я его знаю, а они – нет. В глубине Куропат, там, за колоколом, местами такой бурелом, что они ноги себе переломают, а меня не найдут», – решил для себя Сергей, а техника все ехала и ехала.
То ли ее было неимоверно много, то ли время для Сергея тянулось слишком медленно, но тревога за себя стала сменяться тревогой за всех, кто собирается сегодня выходить.
«Какая же нас ждет жесть», – думал Сергей и тут же мысленно с этим спорил, потому что техника каждые выходные ездит и ездит, стоит где-то, а потом едет обратно, как будто сам факт ее существования должен был их напугать.
– Фи, – скривился Сергей, проводив взглядом вторую, заключительную в колонне, машину с мигалками, дождался, когда она скроется из виду, и вернулся к своим узлам. Он чуть помял первые листы, но это легко решалось натяжением нижних завязок, потому Сергей не стал всерьез переживать, только сердце у него все еще бешено стучало, даже когда он завязывал последний узел и уходил с холма.
Через другой тоннель он проходил под МКАДом, входил в лес и шел параллельно дороге, чтобы вынырнуть из леса на небольшом возвышении прямо напротив своей надписи.
Ему очень не хватало телефона. Он хотел бы сделать фото и слить его, но, не имея такой возможности, просто отступал в лес, выходил на тропу и перевоплощался: стягивал воротник водолазки с лица, снимал байку и закидывал ее на плечи. Выходил из леса и быстро шел к машине, а там, сев за руль, брал телефон и на волне внезапного напряженного возбуждения снимал блокировку с телефона, вводил код-пароль для телеграма, искал по памяти ник Китайца, не сохраненного в контактах, и писал:
«Арчер, го со мной на марш!!!»
Тот не прочел сразу, а значит или спал, или был занят чем-то поинтересней и потому Серега просто блокировал телефон, бросал его на сидение рядом и ехал домой, а уже там проверял телеграм.
Чата с Китайцем не было, ответа тоже, а значит, Арчер его удалил.
«Ну и правильно», – решил Сергей, стукнув себя телефоном по лбу. Он понимал, что поступает глупо, что не стоило писать подобных сообщений, еще и называть его не тем прозвищем. К тому же, он сегодня очень глупо едва не попался, но ему нужен был хоть кто-то, перед кем он мог бы строить из себя беспечного дурака, и в то же время, ему был нужен союзник, который помог бы удержаться на плаву, и он не представлял, кто может подойти на эту роль.
Стукнув себя телефоном по лбу еще раз, он отбросил его в сторону и рухнул на диван, чтобы полежать в тишине и подумать, где еще взять сил на борьбу.
Глава 17
«Арчер, го со мной на марш!!!» – написал Цезарь, и у Артура внутри даже что-то дернулось, а потом оборвалось, сменившись безразличием.
Он внезапно вспомнил одного парня на Окрестина в августе.
Артур сломал при задержании руку, неудачно упал, ощутил острую боль где-то над запястьем и чуть не вскрикнул, когда руку заломили назад и стянули стяжкой прямо за спиной. В глазах в тот миг потемнело, но от удара в бок сразу прояснилось. Осталось только странное чувство нереальности всего происходящего.
Оно ехало с ним в автозаке. Оно с недоумением смотрело на все происходящее в РУВД. Оно, как что-то инородное внутри Артура, не могло понять, как все это возможно, а он понимал, осознавал все, что слышал и видел, но не знал, что с этим делать.
Он стоял на коленях во дворе Окрестина с опущенной головой и стянутыми за спиной руками, слышал чужие крики и то открывал, то закрывал глаза, нелепо надеясь увидеть какую-то другую картину.