Он их слушал, не испытывая в этот момент страха, не думая про осторожность. Он хотел посмотреть на это со стороны, убедиться, что люди правда не забудут человека, который жизнь отдал за их свободу. Который был убит, просто потому что пытался отстоять ленты в собственном дворе.
«А ведь это всего лишь ленты, жалкие, ни на что неспособные ленты, которых этот режим боится настолько, что готов убивать», – думал Артур и шагал в толпу, чтобы пройти ближе к мемориалу и самому взглянуть на портрет Ромы Бондаренко, стоящий у трансформаторной будки среди цветов и лампадок.
Подойти туда было нетрудно. Люди легко пропускали в самое сердце событий других, чтобы можно было положить цветы, оставить свою наклейку, ленту, плакат, все что угодно, что считалось бы правильным, но у Артура не было ничего, что он хотел оставить там, кроме разве что собственные мысли. Он стал перед портретом и с печалью смотрел на человека, который был для него только ником в телеграме. Он помнил этот ник наизусть. Он много общался с ним и считал почти другом, но это был один из множества ников – несогласных, желающих перемен.
«Прости», – сказал ему мысленно Артур, за то, что сам он жив, но ничего при этом изменить не может, по крайней мере сейчас.
Он скользил взглядом по цветам, по серой стене трансформаторной будки и почему-то старался запомнить все в мельчайших подробностях. Он запоминал зеленые пятна на месте закрашенных сотню раз ди-джеев перемен[88]. Там же были фотографии Романа, приклеенные бчб-стикерами, и рядом с ними уже вечное «не забудем, не простим».
«Не забудем», – подтвердил Артур и отступил назад к забору с узлами от лент. Там тоже были плакаты, лампадки, цветы, а еще – проблески зеленых лент, нелепо завязанных на место белых под красной полосой.
Война флагов все еще казалась Артуру бессмысленной, но сочетание красного и зеленого причиняло почти физическую боль.
Он проводил рукой по верхнему ряду узлов, не слушая чужие разговоры, и чувствовал мягкость белых лент с жесткими опаленными краями на узлах, как шрамы, неровных.
Он любил этот город, любил этих свободных людей и потому должен был с ними по-своему проститься, прежде чем уехать, но неугомонный Кирилл снова звонил на Машин номер, отвлекая.
– Что? – спрашивал Артур раздраженно и шел подальше от самой площадки.
– Ты вообще где? – спросил Кирилл. – В городе такая жесть творится.
– Да? – удивлялся Артур и оборачивался, чтобы посмотреть на флаги, поднятые над площадью.
«По-моему, это называется Свобода», – подумал он.
– Да, – коротко ответил Кирилл. – Будь осторожен, а если не выехал, лучше вообще не выходи из дома.
– Ладно, – ответил Артур, ничего не поясняя о своем местонахождении и отключая вызов.
Таким спокойным он давно не был, просто он не знал, что на подступах к площади людей разгоняют водометами, а площадь вот-вот возьмут в окружение. Он очень хотел побыть в последний раз свободным на собственной родине, но он хорошо понимал, чем рискует.
Когда появились люди со щитами в камуфляже, отрезавшие пути в сторону Червякова, он даже не дрогнул – знал, куда рвануть, чтобы уйти – но внезапно краем глаза увидел в толпе Машу и обернулся, не понимая, померещилось ему это или она действительно была там.
Шум машин, взрывы свето-шумовых гранат где-то рядом, как в августе, заставили его перестать дышать на пару секунд, но он не побежал прочь, не попытался выйти из окружения, а бросался назад в толпу, чтобы дернуть за руку девушку в такой же куртке как у Маши и понять, что ему не показалось.
Он смотрел в ее испуганные и удивленные глаза и не мог даже материться, не зная, что в этот момент последний путь отступления перекрыли бусы, из которых быстро выпрыгивали сотрудники в черном – не только в балаклавах, но и в шлемах, как будто собирались брать преступную группировку.
Глава 23
Из автозака их вывели во двор и тут же загнали в подобие гаража, но Сергей не был уверен в предназначении этого места, слишком мало он успел увидеть. Осмотреться ему не дали, обматерили и толкнули в плечо, заставляя шагать в распахнутые металлические ворота.
Это было большое помещение с серыми стенами из неровных металлических листов, у которых выпуклые полосы чередовались с углублениями, что тянулись от пола к потолку, создавая полосатые тени.
Серега нелепо осмотрел их и следом за Пылесосом шагнул к деревянному столу-парте.
88
Кирилл Галанов и Владислав Соколовский – ди-джеи, включившие 6 августа 2020-го песню «Перемен» В.Цоя в парке Дружбы народов, где власти препятствовали проведению запланированного митинга оппозиции. Они получили по десять суток административного ареста по статье «мелкое хулиганство» и находились на Окрестина в период, когда туда свозили протестующих сразу после оглашения результатов выборов. На площади Перемен было первое граффити с парнями, и это стало началом самой площади Перемен, которая позже обрастала новыми граффити.