Сергей не ответил. Он только смотрел на мужчину так внимательно, что боялся даже дышать.
– Подумай хорошенько, – сказал он и неожиданно отступил, забрав с собой телефон.
Пришедший с ним тоже шагнул к выходу.
– Я пойду изучу все материалы, и мы продолжим, – сказал самый спокойный и тоже вышел.
Сергей остался с одним лишь молчаливым очкариком, о котором успел просто забыть, но как только дверь закрылась, молодой человек тяжело вздохнул.
– Кошмар, с кем приходится работать, – сказал он, устало прикрывая лицо рукой.
Сергей посмотрел на него озадаченно, но решил никак это не комментировать, да и парень тему не развивал. Отложил ручку, откинулся на своем стуле и спросил:
– Ты куришь?
– Есть такое, – все же ответил Сергей, не очень понимая, как это относится к делу.
– Это хорошо, тогда покурим вместе, – сказал парень и достал пепельницу, а вместе с ней зажигалку и пачку сигарет, таких же, что были у Сергея в пакете. – Угощайся, – сказал он и приоткрыл окно.
Сергей смотрел на него и не двигался, не понимая, что происходит. Курить ему хотелось нестерпимо, так сильно, как никогда прежде, но он боялся прикасаться к этой пачке и только смотрел на неожиданно доброго сотрудника.
– Они еще вернутся, – морщась, сказал очкарик, достал из пачки сигарету, прикурил и довольно затянулся, затем достал вторую и просто протянул ее Сергею. – Держи. Это меньшее, что я могу для тебя сделать, к сожалению.
Сергей сигарету принял и даже взял зажигалку, чтобы прикурить, потому что вдруг подумал, что смысла нет отказываться, все равно курить хотелось, а допрос продолжится, и если нервы будут все так же натянуты, то он может взболтнуть лишнего.
Только пальцы у него словно окоченели и потому он не сразу справился с зажигалкой, а когда огонек все же появился, добрый сотрудник снова заговорил, отвлекая Сергея от сигареты.
– На самом деле ничего не решено, – сказал он доверительным шепотом, чуть приблизившись. – Это они так говорят, что заводят дело, но на самом деле они это еще решают.
– И? – спросил Сергей, так и не прикурив.
– И все теперь зависит от тебя.
– А-а-а-а, типа от того, как много я расскажу и сколько человек я сдам? – спросил Сергей, откладывая неприкуренную сигарету.
– Зачем так категорично? Просто… ты мог бы договориться и выйти отсюда, – тихо, как будто по-дружески, сказал ему сотрудник.
– А нахуй тебе не пойти? – спросил у него в ответ Сергей, злясь от того, что чуть не попался на всем известную игру в плохого и хорошего полицейского.
– Я пытаюсь помочь, – ответили ему спокойно и снисходительно, словно не заметили оскорбления.
– На двух стульях ты жопу удержать пытаешься, – ответил ему Сергей, отбрасывая еще и зажигалку, чтобы, скрестив руки на груди, откинуться на спинку стула и просто смотреть в стену, на которой ничего не происходило.
– Ты не понимаешь, – продолжал «хороший». – Если ты уверен, что не хочешь ничего говорить – не надо, но нам здесь, возможно, час сидеть, разве не проще поговорить?
– Нет, – коротко ответил Сергей. – Я вообще имею право ничего не говорить, совсем.
Он говорил это, глядя вперед, совершенно игнорируя собеседника.
– Но это не допрос. Наш разговор не для протокола.
– Ага, – иронично сказал Сергей, помня, что каждое его слово все равно будет записано, проанализировано и, быть может, использовано против него самого.
– Да это просто разговор, чтобы убить время. Может, расскажешь мне, например, про кофе, который пьешь по всему городу? Где самый вкусный?
Сергей все же посмотрел на него, не очень понимая, что эта за хрень и как она, по их логике, должна работать, но болтать с фашистами про кофе он не собирался. Потому, одарив парня многозначительным взглядом, он вновь повернулся к стене, понимая, что, когда сюда придут снова, его могут пытать, а затем действительно посадить, особенно если данные на телефоне восстановили и изучили.
Все это значило, что он должен собраться и продумать, что и как говорить. И кому звонить, если Кирилл, скорее всего, задержан вместе с Артуром, а если не задержан, то телефон при обыске у него отобрали.
Только ничего толкового в голову Сереге не лезло, а за стеной внезапно начали орать, обещая кого-то сгноить за решеткой за то, что родину любить не умеют, что дедов не уважают, ходят как фашисты, а главное – страну разваливают, и за это их убить мало.
Сергей слушал эти крики. Он улавливал ответные слезные всхлипывания – видимо орали на какую-то женщину – и старательно игнорировал попытки присматривающего за ним типа завести разговор.
Сергей вдруг понял, что прямо сейчас он – партизан на допросе, и никаких полумер здесь быть не может, а значит, ничего он им не скажет ни за «пряник» в виде свободы, ни под пытками, чего бы ему это ни стоило. Иначе они действительно позорят своих предков – партизан.