Ему в лицо бросили обрывки порванного белого листа, на котором он не написал свое признание.
– Говори, зачем вышел сегодня из дома?!
– На марш, просто на марш, – прохрипел Сергей, когда снова смог дышать.
– С кем?!
– Один, – соврал он и снова захрипел от боли и нехватки воздуха.
У него дрожали руки, но он не мог перестать пытаться уцепиться за треклятую ткань.
– С кем ты собирался на марш?!
– Один, – едва слышно повторил свой ответ Сергей и, не успев нормально вздохнуть, снова потерял способность дышать, только хрипеть, чувствуя себя беспомощным и униженным, проигравшим.
– А будешь еще ходить?! – спросили у него и, как только он смог дышать, ответ вырвался сам:
– Нет.
Это хриплое надломленное «нет» испугало его самого, как будто он только что предал и себя, и всех остальных одним этим запуганным глупым «нет».
– На меня смотри! – рявкнули на него, и он сразу повернулся на голос. В лицо ему ткнули лист с фотографией Пылесоса.
– Кто это?! – спрашивали у него.
– Пы-по-понятия не имею, – беспомощно ответил Сергей, давясь слезами.
Таким слабым и раздавленным он не был никогда, а главное – понимал, что чуть не назвал ник товарища, просто потому что испугался. Он плакал, а ткань, натянутую на его шее, отпустили, явно считая его сломленным. Сергей схватил ее, оттянул подальше от шеи и увидел, что это был флаг – тот самый мятый, грязный и такой же униженный бчб-флаг, что принесли сюда с самого начала.
– Уже лучше, но от уголовной статьи тебе все равно не отделаться, – сказали ему, но он лишь отдаленно улавливал смысл этих слов.
Он сквозь слезы смотрел на флаг в своих руках. Его только что чуть не убили главным символом протеста.
Глава 35
После одиннадцати вечера стали появляться первые новости о том, что людей начали выпускать, а ближе к полуночи позвонила Сашка. Ее отпустили из Московского РУВД, и она очень хотела знать, в порядке ли Маша.
– В порядке, – соврал Кирилл и спросил, как там сама Сашка, от нее и узнал, что сегодня, походу, отпустят почти всех.
– Нас слишком много. Лично мне так и сказали, просто заставили подписать обязательство явиться в суд, когда меня вызовут, и все. Парню, что вот-вот выйдет следом, тоже такую бумажку подсунули.
– Это хорошо, только Маше ты пока не звони. Она не сможет ответить.
Сашка, видимо, что-то поняла, издала невнятный звук, а потом согласилась, а Кирилл связался с Говноедом, сказал, что возможно парням повезет.
«Думаешь? При условии, что это Пылесос и Цезарь?» – скептически ответил Говноед.
«Именно потому, что это Цезарь. Он обычно очень везучий», – отвечал ему Кирилл как Рыба, а сам при этом как смайл футбольного мяча писал Наташке Эйсмонт, чтобы спросить, может ли он поехать к РУВД, раз уж на ПП все равно все давно без перемен.
«Не подходи близко к РУВД и выходи из этого акка, если что-то пойдет не так».
«Сегодня и так слишком много не так, новых быть не должно», – ответил Кирилл.
«Самонадеянно, – ответила ему Наташка, – не так может пойти вообще все и в любую минуту».
Кирилл только скривился, понимая, что Наташка с Артуром – одного поля ягоды, если судить по выражениям. Оценить собственные риски Кириллу было трудно. Слишком мало он знал о деятельности Артура, не догадывался, что силовики могут знать про аккаунт, который был сейчас на его телефоне. Пока он чистил переписки и чаты, а их оставалось немного, ничего криминального он не нашел, но было очевидно, что Артур провел еще и личную чистку, прежде чем оставить ему ноутбук.
Этот самый «футбольный мяч» мог быть подозреваемым в каком-нибудь уголовном деле, и тогда выйти с ним из дома было вдвойне опасно, но оставаться в квартире Кирилл не мог, просто потому что Серега никогда бы его не бросил, да и он, чего уж врать, выходя на свободу, был рад видеть друзей, и если бы его отпустили после задержания из РУВД, а Серега не стал встречать его глупыми шутками, он непременно бы обиделся.
«Я выхожу», – написал он Наташке, помня главный лозунг сегодняшнего дня.
«Не смешно», – написала она в ответ, а Кирилл только улыбнулся, потому что переступать через страхи было все же приятно, даже если ты выходишь из дома с «гранатой» в кармане.
Сергея больше не пугали, не били, даже не угрожали. Спрашивали какую-то банальную информацию, которую он не пытался скрыть.
Признал теперь уже, что собрался на марш, что действительно взял кофе, стоял в сторонке, а тут к нему подошли и попросили пройти, не представились.