Выбрать главу

«А ведь она и правда только вчера могла выйти впервые», – запоздало подумал Артур, вспоминая, что люди в протесте в общей своей массе постоянно менялись. Одни уставали и уходили, другие, наоборот, доходили до своей точки кипения и появлялись на улицах городов. Только у Артура для всех была одна, возможно неприятная, правда.

– Поверьте мне, – говорил он, глядя женщине в глаза. – Вам не надо уходить сейчас. Сейчас нас даже проще перебить, всех, ночью в темноте, как в августе, которого вы боитесь. Здесь не центр города. Здесь темно, достаточно темно, чтобы забить кого-нибудь до смерти и остаться безнаказанным, точно так же, как было с Романом.

Она смотрела ему в глаза и уже не могла сдержать слез. Те текли по ее лицу. Плечи женщины вздрагивали от сдержанных рыданий, но Артур, видя все это, почему-то не чувствовал ни жалости, ни страха.

«Меня этот режим лишил работы. Меня этот режим избил и только по счастью не покалечил. У меня с ним личные счеты, но воевать надо с холодной головой, иначе не победить», – думал он спокойно и немного отрешенно.

– Мы отсюда выберемся, но так, чтобы у нас были шансы, максимально возможные шансы. У вас их и так больше, чем у любого мужчины в этом помещении, а значит, если вы сейчас подождете, можно будет уйти совсем без рисков. По крайней мере, без рисков для вас.

– Но я должна успеть на работу, – простонала женщина, все еще глядя на него испуганно, как будто он был страшнее ОМОНа снаружи.

– Ну а с этим уж как повезет, – сказал Артур и поднялся.

Во-первых, он понял, что, кажется, перегнул палку, потому хотел попросить другую активистку, ту рыжую девушку, подойти и переговорить с женщиной, а во-вторых, очень хотел сходить к ребятам, сидевшим у двери, чтобы еще раз обсудить возможность выхода по одному.

Сама мысль была неплоха. Один человек мог вырваться, мог даже отвлечь всех, но риски превышали шансы на успех. Просто Артуру привычней было проговаривать такие мысли, обсуждать, узнавать, что об этом думают другие и, возможно, самому оценивать их иначе, но итог подобного обсуждения был неутешительный.

– Надо однозначно всем вместе. Вопрос лишь когда, – подвел итог один из активистов.

Артур неуверенно, но согласно кивнул.

– Вопрос «когда» явно придется решать не нам, а тем, кто будет снаружи: им виднее и у них есть шансы все подготовить.

– Все подготовить? – удивилась рыжая девушка.

Артур только кивнул и просто вернулся к Маше, но не стал опускаться рядом с ней на пол. Она успела задремать, потому он поправил воротник ее куртки, коротко провел рукой по ее плечам, заменяя этим движением крепкие объятья и стал у стены.

Он понимал, что связь в четыре, скорее всего, станет последней, особенно если он переговорит и с Наташкой, и с Кириллом, но выходить в четыре будет слишком рано. Улицы будут еще пусты. Темно будет как ночью.

Прекрасный момент для атаки – для силового прорыва, а не для побега. В такое раннее утро можно было бы устроить бойню, но будет как в августе: вооруженный бронированный ОМОН «пострадает от вероломного нападения» [107] безоружных ребят. ОМОНу – премию, ребятам – срок.

Артур это хорошо понимал, но мысль в голове все равно мелькала, по-своему сладкая мысль о настоящем сопротивлении.

В августе он не был готов к подобному. Он вообще никогда не думал, что ощутит это желание сражаться. Оно впервые пришло к нему в сентябре, после третьего задержания.

– Да вас всех урыть мало! – орал тогда на задержанных мусор.

Назвать его милиционером или сотрудником внутренних дел Артур бы не смог. Мразь она и в форме мразь. Наверно, эта мысль отразилась у него на лице, потому что этот самый мусор тут же дернулся к нему.

– Что смотришь?

– Наслаждаюсь тем, как вы работаете по закону, – ответил Артур, глядя мусору в глаза.

Медицинская маска прятала его ядовитую улыбку, но сарказм в голосе читался, и сотрудника РУВД совсем не впечатлял. Он оскалился и ударил Артура кулаком под дых, вбивая позвоночник в стену коридора.

Согнувшись от удара пополам, Артур глухо засмеялся. Давясь при этом очередным приступом паники.

Взяв под контроль дыхание, он подумал, что если сможет сказать еще пару гадостей, то ему прилетит еще раз и, если повезет, придется вызывать скорую, а там, если повезет, на отсроченном суде – штраф, и он не окажется снова на проклятом Окрестина, не придется вспоминать крики, побои, стяжки на руках. Все это он и так не мог забыть, но от одной мысли про Окрестина становилось дурно.

вернуться

107

Как-то так про августовские события говорили по государственному телевидению.