– Лукашенко в автозак! – согласился он с этим всем своим сердцем и впервые закричал со всей толпой, думая только об одном: «Долой изменника родины, долой предателя Беларуси, долой тирана и самодура!»
– Уходи! – кричала толпа, а в голове возникали совсем другие слова: «Убирайся! Исчезни! Свали уже куда-нибудь!», потому что каждое утро белорусы просыпаются в надежде узнать, что Александр Лукашенко просто сбежал куда-нибудь и оставил их в покое.
У стены одного из зданий с большим плакатом стояла девушка с очень грустными глазами, а на плакате было написано: «Отпусти нас!», и не согласиться с ним было трудно, но прокомментировать это никто не успел, потому что сквозь рокот толпы стал доноситься бой колоколов архикафедрального костела Девы Марии.
У Вали от этого факта даже слезы навернулись, потому что колокола били явно не во время службы – били непрерывно и гулко.
– Спасибо! – закричала в ответ на это толпа, чувствуя облегчение и просветление, еще больше наполняясь чувством праведности собственного гнева.
– Лукашенко в автозак! – разносилось по улице, заставляя вздрагивать окна, а улица Ленина сужалась, приближая здания, и уже у самого проспекта от крика толпы, казалось, дрожали стены.
– Уходи! – требовали люди, и между зданиями поднимались не только флаги, но и гул, эхо такие, что, кажется, сам город, сама земля уже кричит от негодования.
– И как такое можно игнорировать? – спросила Валя, пораженная звуковым эффектом и молчанием властей, молчанием о насилии, о протестах, о том, от чего гремит город за окном. – Тут же никакого СМИ не нужно, просто окно открой.
– И правда, интересно, как далеко нас слышно? – задумалась Инна, но тут и предположить стало сложно, да и лозунг появился новый, крайне уместный:
– Выйди и посчитай!
– И учти, что это не все, а только самые смелые! – рявкнул со всей злости Сергей и рассмеялся. Каким-то чудом, как бы ни вскипал внутри праведный гнев, а сама толпа его гасила, превращая в крик без надрыва. В призыв «Уходи» превращалось отчаянное желание рвать за себя и свою страну голыми руками, а согласие всех вокруг заставляло даже улыбаться, выходя на проспект и двигаясь потоком в сторону площади.
– Черт, я так давно не ходил по проезжей части, – признался Артур и потянул всех с тротуара на «захваченный» проспект, чтобы медленно, почти с явным наслаждением шагнуть с тротуарной плитки на асфальт, улыбаясь с видимым облегчением.
Сергей буквально спрыгнул к нему, словно тротуар не был едва заметной ступенькой.
– У вас мусора нет? – спросила при этом девушка у Кирилла.
– Ой, как раз есть, – ответил тот, сделал последний глоток из уже пластиковой бутылки, а потом кинул в большой мешок, в который волонтеры собирали мусор. – Спасибо.
– И вам, – с улыбкой ответила девушка. – Если что там впереди есть еще вода.
– Спасибо, но у нас есть, – ответил ей Кирилл, помахав рукой, и поспешил к другим.
– Не теряйся, – с несвойственной для нее улыбкой сказала Валя.
– Не буду, – пообещал Кирилл, внезапно понимая, что правда сильнее даже негодования, когда они все вместе.
– Когда мы едины, мы непобедимы! – кричала толпа, двигаясь вперед, и меняла лозунг, приближаясь к зданию КГБ[87]. Здесь толпа подхватила совсем другие призывы: – Выпускай! Трибунал! Лукашенко в автозак!
– Это наша страна. Это наш город, – шептал Артур, шагая впереди остальных, и улыбался, слыша со стороны:
– Мы народ и нам решать, кто будет нами править.
Подобные слова от коренастого мужчины за пятьдесят, что уловил слух парня, могли лишь радовать, да и мужчина мгновенно улыбался и вместо приветствия говорил:
– Жыве Беларусь.
В этом не было даже призыва, только тихая истина.
– Жыве, – отвечал Артур под рев толпы:
– Выпускай! Вы-пус-кай!
Потому что все требовали свободы арестованным, всем арестованным, особенно тем, кто еще оставался за стенами Окрестина, тем, кого арестовали еще до выборов, тем, кто пострадал за свое мнение.
– Уходи! – кричала толпа, и они все разом с ней, кроме разве что Артура, который только улыбался, возвращаясь на тротуар, чтобы шагнуть на площадь первым.
Маша, Сергей, Инна, Катя и Иван с собакой бодро шагали за ним следом, а вот Руслан с Кириллом замедлились, видя, как остановилась Валя.
– Ты чего? – спросил Руслан.
– Страшно, – прошептала девушка. – Я же не хотела идти так далеко, а особенно сюда. Я маме пообещала, что на площадь не пойду, и вот я тут…