7. За допускаемые учащимся нарушения в приюте установлены следующие наказания:
— выговор или запись в кондуитный журнал
— удаление из класса
— стояние в классе вместо сидения
— оставление после уроков
— хозяйственные работы
— запрет на прогулки
— лишение права на увольнительные в город
— карцер
— перевод в другое учебное заведение
В общем, прочувствовать, ценить, беречь и защищать. С придурковатым видом «Я все понял. Не дурак.» выслушал оные наставления, за что получил новое направление в фельдшерскую комнату- фу-у, боже-е, опять к врачу…приютскому. Ну надо, так надо. Пойдем.
Приютский врач Сергей Павлович, уже немолодой толстый мужчина лет пятидесяти, давно ждал меня. Сказав, что он уж просмотрел мое дело, переданное в приют полицией и вынужден провести повторный осмотр, отправил меня за ширму раздеваться. Опросив меня по новой и выслушав все мои жалобы на здоровье, он провел полный осмотр. Подтвердив диагноз легкого сотрясения, данный ранее полицейским фельдшером, он разрешил продолжить занятия, дав мне вдобавок освобождение от практических и физических занятий аж на две недели, сообщив мне, что доведет эту новость в учительскую сам.
— В каком ты дортуаре, Сережа, в четырнадцатом? Опосля я зайду к тебе вечером, занесу глицину. И после занятий запрещаю бегать, только лежать-лежать-лежать!
Лежу на кровати после уроков. Чего-то не хватает. Знаю. Смартфона мне не хватает. Полазить в френд-ленте в контакте, посмотреть почту, глянуть новости в интернете. Один, всего один день без смартфона, и я чувствую себя, как без рук. Вчерашний вечер после бани показал, насколько прочно там я привык к этому девайсу. Тут их нет и судя по окружению их тут еще долго не будет. Хотя проку мне от него полный ноль, только помешать может. Пойду-ка я в библиотеку, просвещаться буду. Надо же когда-то начинать.
Упросив старосту объяснить мне ее расположение, иду туда. На лестничной площадке встречаю соседку Анфису.
— Сережа, а ты куда?
— Вот, ищу нашу библиотеку.
— Так и мне туда. Пойдем, я покажу.
В библиотеке глаза мои задумчиво оглядели большие стеллажи с книгами. Анфиса ушла вглубь и уже была в поисках нужной ей книги. Я же бессистемно смотрел на корешки книг. Может с новостей начать?
— Что вам нужно, юноша?
— Не вижу газет у вас.
— Прямо и направо. Там у нас газетная периодика, Салун Петерсборга и Имперский вестник. Только юноша, аккуратнее. Выносить и портить ее воспрещается. Газеты у нас приносят для наставников.
Беру в руки «Имперский вестник». Что тут у нас?
«…Именной высочайший Указъ данный Государственному Совету Гран-Тартарии. Нашему генерал-адьютанту, морскому министру, адмиралу Сежавину высочайше повелеваем быть членом Государственного совета с оставлением в занимаемой им должности и в звании генерал-адъютанта».
Так. Это мне не интересно. Что тут еще?
«…Высочайший приказъ. Назначаются: по пехоте…» Не интересно.
«Хроника. Бюро печати сообщает, что аглицкое и мериканское правительства пришли к соглашению относительно необходимости для каждого из них к охране общих интересов, предусмотренных агло-мериканским союзом. Особенное внимание имеет быть обращено на пункт соглашения, открывающий кредитные линии на военные поставки с целью обеспечения независимости Империи Катая».
Н-да. Это явно не для меня, а для каких-то дипломатов. Ну или военных.
«Морской обзоръ. 06 Бейлетъ. Аглицкий военный дирижабль решил предпринять такой же набег в наши пределы, какой предприняли подобные ему суда 02 Бейлетъ. На этот раз агличане избрали объектом своего визита район Пустозерья в провинции Самоедия, появившись со стороны Мурманского моря.
Но благодаря тому, что они появились над этим городом днем, эта попытка для них закончилась неудачно. Наши моряки и воздухофлотцы оказались на чеку, вовремя заметив и сумев заставить его покинуть наши границы. Что именно интересует аглицких военных в столь пустынных и далеких от цивилизации местах и почему иноземцы решились столь нагло нарушить наши пределы, осталось неизвестным. Аглицкому послу в Новом Петерсборге по новому факту нарушения границ заявлен очередной протест.»
Более интересно, чего им там надо. Но тоже, фигня какая-то. В ихней политике я ни черта не понимаю.