Новоявленные бабуля с дедулей встали со стульев, намереваясь подписать бумаги. Лишь Елена Николаевна, на миг задержавшись, с опаской сообщила столоначальнику:
-А вы, такой змей, Петр Петрович! -упрекнула новоявленная "родственница"
-Ну уж не хуже вас, Елена Николаевна! Подписывайте!
Размашисто подписав бумаги, практически не глядя и не читая, Павел Васильевич выдавил: -Что в них?
Его светлость как-то резво забрал со стола папку и подув на высыхающий текст, вдруг внезапно захлопнул ее.
-Бумага о признании родства вот этого молодого человека вашей семьей. А также бумага об эмансипации несовершеннолетнего Отяева-Конова Сергея. Все?! На этом все вопросы излишни?!
Негодование "деда" выдал зубовный скрежет. Но он ничего не ответил, видимо смиряясь со сделанным.
-Не скули, раньше думать надо было. А теперь, Вы! Подойдите к столу, молодой человек! -вызвал он меня следом. Заставив расписаться в бумагах, его светлость вручил одну из них мне, со словами:
-Поздравляю Вас с наступившей эмансипацией, теперь...господин Отяев-Конов. Позвольте от всей души и в знак признания пожать вам руку. Наш государь недавно весьма лестно отзывался о вас - мужчина словно говорил эти слова моим новоявленным родственникам, такое последнее предупреждение напоследок: -И примите мои самые искренние сожаления в связи с гибелью вашего приемного отца. Более чем уверен, в вас он души не чаял. Думаю, теперь у вас все будет хорошо. -взглянул он на "родственников": -В конце концов вы всегда можете обратиться за помощью к его величеству и его семье. Вам не откажут.
-Спасибо за добрые слова, Петр Петрович. Теперь уже можно идти?!
Но его светлость не отпустил:
-Да, кстати, чуть не забыл. По долгу службы должен передать эти письма и приглашение -мужчина достал перевязанные лентами и скрепленные почтовым сургучом письма из верхнего ящичка: - посетить Императорский дворец послезавтра утром. Распоряжение на ваше имя поутру будет.
Я с удивлением посмотрел на начальника Канцелярии. Уж чего-чего, а письма получить здесь я не рассчитывал.
Мужчина усмехнулся, видя мой ступор: - Да вы не волнуйтесь так, там что-то связанное с вашими проделками - сделав неопределенный взмах рукой и с теплыми отеческими нотками в голосе отпустил меня: -Теперь все. Можете идти!
Забрав письма с бумагами из рук Петра Петровича, я, развернувшись, решительно направился к выходу из зала. Поравнявшись с "бабулей", эта женщина вдруг развернулась и успела перехватить меня за рукав костюма. Послышался треск разрываемых ниток:
-Молодой человек! Ну погодите же вы. Сережа! Так кажется, тебя зовут?! Куда же ты? Нам нужно о многом поговорить.
Я попытался отцепиться от нее, всем своим взглядом показывая, что совсем не желаю и не приемлю разговора с ней.
-Сударыня! Нам не о чем с вами разговаривать. Простите, я вам, кажется, говорил, что не знаю, да и не желаю вас знать. Для решения вопроса с имуществом и наследством в ближайшее время постараюсь нанять и прислать к вам своего поверенного.
-Внучек! -елейным голоском проворковала мне "бабуля", словно пробуя на устах новое слово: -Уж прости дуру старую, что наговорила тебе всякого. Ты обижен, понимаю. Справедливо. Виноватая я, но не отталкивай, позволь исправить случившуюся ошибку.
Женщина, ухватив меня за руку, плавно потянула меня к выходу. Она говорила и говорила, говорила и говорила. Короче, уболтала она меня не начинать наши отношения с войны, упросив приехать к ним в дом ближайшее время. Хотя очень старалась уговорить ехать к ним немедленно на ужин, но ей пришлось довольствоваться взятым с меня обещанием, что как только управлюсь с делами, немедля нанесу им визит. Желудок предательски урчал, но сославшись на имеющиеся у меня дела, я, взяв у них визитку с адресом, откланялся и быстро удалился, ни на грамм не поверив в их искренность. Ну не могут так люди внезапно меняться. К выходу я уже бежал, не желая столкнуться с новыми родственниками еще и в фойе канцелярии. На освещенной фонарями вечерней улице тем временем стеной воды лил летний ливень. Сунув, чтобы не намокли, полученные письма за пазуху и подняв воротник своего костюма повыше, дабы дождевая вода не попала мне за шиворот, я, пробежав по едва подсвеченным фонарями налившимся на мостовой темным лужам, вскочил на подножки в салон нанятого нами паровика. И на вопрос Павла о том, как все прошло, сразу не ответил, стряхивая с себя капли еще не впитавшейся воды. А постучался в настенное окошко, то самое, прямиком за спиной водителя паромотора: