Алаксар нахмурился и промолчал.
— Так вот… — пожевав губу, пожилой всмотрелся ярко-алыми глазами в лицо Алаксара. — Завтра, как взойдет солнце, мы направимся в пустыню. Заберем с собой всех, кто согласится уйти.
— В пустыню? — подскочил Алаксар. — Но…
— Останемся — погибнем, — отрезал пожилой.
— Можно дать бой! — заупрямился Алаксар.
Пожилой грустно усмехнулся:
— Вон, погляди. Дали уже. Мало? Все вам, молодым-горячим, мало! — он вскипел. — Детишек расстрелянных видел?
Алаксар поджал губы.
— То-то и оно! Герой, тоже мне… — пожилой покачал головой.
— Я отомщу! — горячо возразил Алаксар. — Они пожалеют! Они будут раскаиваться во всем, что сделали! За каждую каплю ишварской крови, за слезу каждого ребенка, за…
— И приумножишь ненависть? — перебил его пожилой. — Ты должен смириться.
Слова застряли у Алаксара в горле. На мгновенье ему показалось, что напротив сидел не этот человек, имени которого он даже не спросил, а Соломон, его любимый непутевый брат Соломон — тот тоже вечно так говорил…
— По-вашему, мне нужно простить все, что сотворила армия? — наконец выдавил из себя Алаксар.
— Смириться и простить — разные вещи, — покачал головой пожилой. — Ты не должен прощать несправедливость. Как любой человек, ты должен помнить о ней, отвергать и презирать ее. Но нужно смириться, нужно жить дальше. И прервать порочный круг ненависти!
Алаксар тихо застонал — он явственно вспомнил, как о том же самом говорил Соломон. Соломон, изучавший эту дьявольщину. А теперь ему говорил о том же один из служителей Ишвары… Что же выходило?
— Спи, Алаксар, — проговорил пожилой. — У тебя есть несколько часов. После мы поведем этих людей к избавлению.
*
Брэдли внимательным взглядом единственного глаза осмотрел собравшихся в Штабе генералов.
— Итак… Генерал Дрейзе, доложите обстановку.
Дрейзе встал, откашлялся, промокнул белоснежным платочком лоб и начал:
— Господин Верховый главнокомандующий, сегодня силами наших войск удалось полностью ликвидировать повстанческий округ Канда, а также уничтожить оставшихся в смежных округах. Разведка сообщила, что в зачищенных округах выживших не осталось. Часть повстанцев направилась на юго-восток, через холм, в единственный округ, где еще не производилась операция по истреблению. Аэруго перекрыла границу, пытавшиеся сбежать расстреляны аместрийскими отрядами.
Дрейзе снова откашлялся, подобострастно вздохнул и выжидательно уставился на фюрера. Брэдли помолчал, словно что-то прикидывая.
— Каковы потери? — наконец спросил он.
— Мы ожидаем рапортов от офицеров и государственных алхимиков, господин фюрер, — Дрейзе слегка побледнел и повертел шеей так, словно воротник форменной рубашки ему тесен.
— Ожидаем, — легкая улыбка тронула губы Брэдли; усы почти поглотили ее — только глаз немного потеплел. — Есть ли неблагонадежные в рядах армии?
— Никак нет, господин фюрер, — ответил Дрейзе — чересчур поспешно.
Брэдли прищурился.
— Были доклады о странном поведении… — слово взял генерал из контрразведки, пожилой крепкий мужчина с окладистой седой бородой. — Но пока это не ваша проблема, господин фюрер. Мои люди…
— Не забывайтесь, Боллинг, — проговорил Брэдли тихо.
— Прошу извинить меня, — скривился тот.
— Все свободны, — фюрер встал, давая понять, что заседание завершено. Боллинг, Дрейзе… — Брэдли поднял на контр-разведчика тяжелый взгляд, игнорируя Дрейзе. — А вас я попрошу остаться. Еще на одну минуточку.
— Генерал Дрейзе, — Брэдли заложил руки за спину и пошел вдоль стола. — Позвольте полюбопытствовать, что вам известно об этом.
Дрейзе судорожно вытер шею платком.
— Господин фюрер… — он облизал пересохшие губы. — Мне сообщили, что майор Кимбли…
— Кто сообщил? — перебил генерала Брэдли.
Дрейзе метнул неприязненный взгляд в Боллинга; Брэдли, заметивший это, только усмехнулся:
— Говорите, это приказ.
— Мне говорилось в частной беседе… — попытался оправдаться Дрейзе.
— Здесь не может быть частных бесед, — отрезал Брэдли. — И вы, генерал, должны это понимать.
— Бригадный генерал Льюис, — выдавил из себя Дрейзе.
— Бригадный генерал Льюис, — точно эхо, повторил Брэдли, садясь за стол и сцепляя пальцы в замок. — Тот самый генерал Льюис, из под зоркого ока которого в тысяча девятьсот третьем году в Западном городе утекло аж целых пять ишваритов. Из запертой камеры. И еще кое-что.
Дрейзе опустился на стул, судорожно сминая злосчастный платок в потных ладонях.
— Бригадный генерал Льюис, который является бригадным генералом вот уже шесть лет кряду.
Дрейзе закивал.
— Так и что вам поведал бригадный генерал о майоре Кимбли?
Дрейзе сглотнул. Он уже пожалел, что тогда вообще слушал жалобы Льюиса на “сбрендившего алхимика” — не приходилось бы теперь краснеть, бледнеть и позорно оправдываться.
— Господин фюрер, бригадный генерал Льюис сообщил мне, что при обсуждении плана майор Кимбли выказал уважение и сострадание к врагу! — выпалил Дрейзе.
Собственные слова тут же показались Дрейзе бредом сивого мерина. Вот уж и правда — и на старуху бывает проруха, а тут он, старый вояка — и выдал такое! Да чтобы майор Кимбли, которого все солдаты за глаза иначе чем “Кровавым” не называли — и сострадание? Да и потом, Льюис говорил об этом невзначай, сам Дрейзе слушал вполуха… Но врать фюреру Кингу Брэдли — не то что врать — даже утаивать что-то — у несчастного генерала вовсе не получалось.
Боллинг рассмеялся в голос. Брэдли, однако, остался предельно серьезен.
— Напишите рапорт, — фюрер кивнул за стол. — В нем укажите, какого числа, во сколько и в каких формулировках бригадный генерал Льюис сообщил вам эту новость.
Генерал Дрейзе промокнул пот со лба, сел за стол и принялся скрипеть пером по бумаге. Боллинг стоял рядом и ждал.
— Вот, прошу вас, господин фюрер, — Дрейзе передал бумагу Брэдли. Тот, едва пробежав ее единственным глазом, проговорил:
— Я приказываю вам молчать об этом инциденте, генерал. А также позабыть о том, что вам имел любезность сообщить бригадный генерал Льюис. Можете идти.
— Благодарю! — Дрейзе козырнул и вышел прочь.
Брэдли кивнул Боллингу, указывая на стул.
— Садитесь, генерал, — он потер переносицу. — Итак, теперь о том, что известно вам.
— Майор Эдельвайс и майор Кимбли, — нехотя процедил тот. — Майор Эдельвайс, по докладу старшего лейтенанта из ее отряда, выполняла обязанности недостаточно рьяно, стремилась отлынивать от работы и оказалась склонна к неуместному состраданию.
— Это повлекло за собой какие-то последствия? — Брэдли испытующе посмотрел на контр-разведчика.
— Никак нет, господин фюрер, — Боллинг замолчал, словно ожидая вопроса.
— Что с Багровым алхимиком?
— Согласно рапорту капитана из его отряда, майор Кимбли отказал в помощи аместрийской медсестре. Вследствие чего она погибла. Данная особа, — Боллинг тяжело вздохнул, — была нашей осведомительницей. От нее мы получали все данные о том, кто из ишваритов попал в госпиталь, кто из наших ранен. Также ей удавалось подслушивать и передавать информацию о том, какие диверсии готовят ишвариты.
— Это все? — переспросил Брэдли.
— Вообще, господин фюрер… — Боллинг как-то смешался. — Капитан доложил, что Багровый алхимик сам ее убил.
— Вас понял, генерал Боллинг, — Брэдли покивал. — Жду подробный рапорт. И продолжайте наблюдение. Ни с кого не спускать глаз!
— Есть, господин фюрер! — контрразведчик вытянулся по струнке.
— И присматривайте за Дрейзе, генерал. За каждым шагом, за каждым словом.
Боллинг медленно кивнул, чувствуя, как краска сползает с его лица. Ничего прямо компрометирующего на генерала Дрейзе у него пока не было, однако пока это оставалось лишь вопросом времени.