— Пару дней не прикасайся к спиртному и к наркотикам, — посоветовал Старлиц. — Веди нормальную жизнь. Заказывай еду в номер, смотри плохое телевидение в дешевом отеле.
— Это поможет? — проскрипел Виктор.
— Обязательно. Твоя задача — с честью выйти из положения. Мы скоро покинем этот остров. И тогда все это станет неважно. Конец, мы это похоронили. Снято с повестки дня. Вычеркнуто. Вчерашний день.
Виктор громко стучал зубами. Через некоторое время он с видимым усилием обуздал свое волнение. Уже у Лапты его лицо снова стало приобретать человеческую окраску.
— Нельзя, чтобы дядя увидел меня таким, — выдавил юный русский. — Он обязательно начнет меня расспрашивать.
— Не беда. Я поселю тебя в отеле в Лефкосе [9]. У меня все равно дела в этом городе.
Виктор уперся взлохмаченной головой в боковое стекло и уставился в темноту.
— Это всегда так? Так ужасно?
Старлиц повернулся к нему, свесив со спинки локоть.
— Что ты чувствуешь, парень? Что сейчас помрешь?
— Нет, я некрореалист, — мужественно ответил Виктор. — Я знаю, что такое смерть. Я так просто не умру. Смерть — это для других.
— В таком случае — нет, это не всегда так ужасно. — Старлиц снова стал смотреть на дорогу. — «Ужасно» — это слишком просто. А мир не так прост, не так чист. Истинный мир, истинная реальность — это в буквальном смысле не то, что мы видим. То есть "а" — это не "а", понял? В истинном мире "а" не удосужится быть всего лишь каким-то там "а". Ты читал Умберто Эко?
— Такие толстые популярные романы? — Виктор недовольно заерзал. — Нет, я этого не выношу.
— Как насчет Делеза и Гаттари? Деррида? Фуко? Адорно читал? [10]
— Теодор Адорно был долбаным марксистом, — устало отозвался Виктор. — А Деррида я читал, как же иначе? Деррида открыл, что западная интеллектуальная традиция усеяна логическими несоответствиями. А вы читали Жака Деррида, мистер Старлиц? En frangais? [11]
— Ну, я такие вещи не то что читаю… — признался Старлиц. — Мне приходилось познавать их на собственном опыте.
Виктор пренебрежительно фыркнул.
— Правда, иногда я читаю Жана Бодрийяра [12]. Вот кто настоящий комедиант!
— А мне Бодрийяр не нравится, — сказал Виктор, садясь прямо. — Он так и не разъяснил, как избежать политического вмешательства системы. Весь этот «соблазн», «фатальные стратегии» — куда это ведет? — Он вздохнул. — Лучше просто взять и напиться.
— Тут главное то, — пробормотал Старлиц, — что когда главное повествование [13] рушится и сжимается, то воцаряется полная неопределенность.
Виктор наклонился вперед.
— Вы лучше объясните, откуда берется это «главное повествование»? Увидеть бы его! Вы его покупаете! Это и есть ваш секрет?
Старлиц махнул мясистой ручищей.
— Тысячелетие почти завершилось, парень. Повествование становится все более поливалентным и децентрализованным. Оно уже стало ризоматическим [14] и так далее.
— Это я уже слышал. Ну и что? В чем моя роль?
— Не знаю, есть ли у тебя своя роль, но здесь, на Кипре, тебе ее точно не отыскать. Это крохотная непризнанная незаконная республика. Мы здесь находимся среди изгоев. На самой дальней периферии жизни. К тому же близится точка пересечения кривых. Большой кризис. Отвинтится много винтиков, ходячие зомби лягут в могилы.
— Вы о двухтысячном годе? — догадался Виктор.
Старлиц молча кивнул. Удачная вышла ночка. Парень выкарабкается. Этой ночью на парне повис первый в его жизни труп. Зато теперь он был в курсе дела.
Старлиц поселил Виктора в дешевом pansiyon, неприглядной ночлежке. В Лефкосе она была известна как «Наташин дом», прославившийся персоналом из работящих украинок. В пять часов утра персонал крепко спал, утомленный тяжким трудом по демпинговому посрамлению конкуренток — турецких проституток.
Загнав такси в высокие сорняки, разросшиеся вдоль брошенных турецких окопов к востоку от столицы острова, он зашагал назад к разделенному городу, любуясь, как заря, воспетая Гомером, пробует розовыми деснами небо над Никосией. Он закурил сигарету Виктора и беззаботно засунул руки в карманы.
Через пару часов Старлица можно было увидеть на скамейке на автобусной остановке: он уплетал круассаны с шоколадом из большого пакета, запивая их кофе из пластмассового стаканчика. Городская толпа текла по своим делам. Большинство мужчин были в плоских кепках и цветастых свитерах, женщины толкали детские коляски по расчерченному белыми полосами тротуару.
9
Лефкоса — турецкое название разделенной Зеленой линией столицы Кипра (греч. Лефкосия, или Никосия).
10
Жиль Делез, Феликс Гаттари, Жак Деррида, Мишель Фуко — французские философы-постструктуралисты. Теодор Адорно — немецкий философ-неомарксист.
12
Жан Бодрийяр — современный французский философ-постструктуралист, его «Соблазн» и «Фатальные стратегии» — работы 1990-х годов.
13
Главное повествование (мастер-нарратив) — понятие из книги французского социолога и философа Жана-Франсуа Лиотара «Ситуация постмодерна», в которой диагноз современной эпохи выглядит как распад главного нарратива, метаконцепции, на основе единых принципов описывающей картину мира, и замена его множеством частных и локальных повествований.
14
Ризома — хаотическое сплетение корней растений в поверхностном слое почвы, понятие-образ из книги Делеза и Гаттари «Mille plateaux», противопоставляемый ими центрированному и однозначному образу «дерева».