Одним из основополагающих принципов, неоднократно подчеркивавшихся на протяжении всего времени существования, синто в качестве государственной религии, был принцип «сай-сэй итти» («единство религиозного ритуала и управления государством»). Этот термин был принят сразу после «реставраций Мэйдзи» и постоянно применялся в императорских эдиктах как «фундаментальный принцип „кокутай“ и национального образования со времен основания японского государства» [17, с. 143]. Именно на основе осуществления принципа «единства религиозного ритуала и управления государством подданные японской империи могли осознать кокутай и Великий путь пог читания богов» [17, с. 144], или «каннагара» (доел, «следовать по пути богов»). Принцип «сайсэй итти» сохранял свое значе: ниё для идеологии тэнноизма вплоть до 1945 г. В уже упоминавшейся «Кокутай-но хонги» содержание этого термина раскрывается следующим образом:
«Император посредством отправления религиозных ритуалов становится единым со своими божественными предками, и, сливаясь с духом императорских предков, он может вести подданных государства и умножать их процветание. Таким образом проявляется божественный дух императоров, которые правят страной. Поэтому почитание богов императором и его управление страной, по существу, едины. Вместе с тем император передает божественные предначертания императорских предков и таким образом проясняет великий принцип основания нации и великий путь, которому должны следовать подданные. В этом основы нашего образования. Другими словами, образование, по существу, едино с религиозными ритуалами и государством…» [31, с. 73].
И хотя в Японии новейшего времени осуществление принципа «сайсэй итти» в полной мере было невозможно, в официальной идеологии этот принцип провозглашался как неотъемлемая особенность функционирования государственного механизма страны.
Идеология тэнноизма использовала и бывшую традиционной для Японии концепцию «гармоничного» государства, конфуцианскую по своей сути, но воспринявшую и исконно японские мировоззренческие установки. Из «пяти правильных отношений» (между правителем и подданными, между родителями и детьми, между старшими и младшими братьями и сестрами, между супругами и между друзьями), соблюдение которых, согласно конфуцианству, гарантировало гармоничное развитие общества, тэнноизм превозносил превыше всего особые, свойственные лишь «божественной» Японии отношения между императором и его подданными, заключавшиеся в единении высшего с низшим, монарха со своим народом. В синтоистских представлениях о божественном, носящих видимые следы культа предков, не проводится четкой грани между «ками» и человеком, они в определенном смысле едины, как едины родитель с ребенком. Это наложило серьезный отпечаток на конфуцианские этико-политические принципы абсолютной власти императора. Именно отношения между родителями и детьми (оя-ко-но кан-кэй) рассматривались в Японии как прототип социальной организации, как модель для всех других социальных отношений, при этом лояльность к императору ставилась выше сыновней почтительности. Тэнноистские идеологи не уставали повторять, что генеалогия японцев восходит к некоему единому корню, японская нация, таким образом, рассматривалась как одна большая семья, а император выступал не как воинственный теократический правитель, навязывающий своим подданным нормы поведения во всех областях жизни силой, а как покровительствующим всем без исключения японцам духовный глава.
Император, отечески любя и защищая, вел своих подданных к которым он относился как к «омитакара» (букв, «великое сокровище», но означает скорее «любимые подданные»), по истинному пути, обеспечивающему покровительство богини Аматэрасу. Японским подданным внушали, что отеческое чувство императора превосходит любовь родителей к своим детям: император с «великим божественным милосердием» «прощает проступки своим подданным» [31, с. 69–78]. В ответ на такое покровительство император должен вызывать в своих подданных чувства преданности и благодарности за благодеяния, как синтоистские «ками» у верующих японцев. Таким образом, морально-политический долг японцев приобретал силу внутреннего бессознательного импульса к благодарному повиновению, осуществление которого вызывало чувство внутреннего удовлетворения. Другими словами, лояльность к императору, приравнивавшаяся к «патриотизму», прививалась синтоистской верой и становилась своего рода внутренней потребностью каждого японца, особенно по мере того, как тэнноистская пропаганда приобрела поистине общенациональные масштабы.