Застонал сквозь зубы отчаявшийся юноша, неуклюже взмахнул кинжалом, пытаясь отсечь пленившие его корни, но что проку от маленького ножичка в борьбе с вековечным ясенем? Жалобно и протяжно звякнул холодный металл, когда тонкое лезвие отскочило, не повредив и не причинив боли, лишь слегка оцарапав и ещё больше разозлив старый ясень — ходуном заходили его толстые ветви, а высвободившиеся корни защелкали в воздухе, словно хлысты в руках обезумевшего погонщика. Юноша едва успел увернуться от летящего в его сторону кома земли: пригнулся, зажмурившись на короткое мгновение, обхватил голову обеими руками, а когда вновь распахнул глаза — существо уже было здесь. Наполовину высунулось из образовавшегося дупла, свесив растрёпанную голову и принюхиваясь к лесному воздуху, а, почувствовав рядом присутствие человеческой добычи, громко зашипело, точно дикая кошка, и звуку этому, пронзительному, пробиравшему до самых костей, вторил ночной ветер, протяжно загудевший в еловых верхушках.
Резкий и неожиданный удар в живот сбил с ног окаменевшего юношу, вытрясая из груди остатки воздуха вместе с хриплым кашлем. Слабое человеческое тело его болезненно обмякло после жесткого соприкосновения с землёй: голова предательски закружилась, а из глаз, казалось, вот-вот посыпятся искры. С трудом кузнецкий сын перевернулся на живот, ногами пытаясь отогнать от себя торжествующе раскачивающиеся корни. От страха за собственную жизнь кровь стыла в венах и глохла боль в пострадавших от удара рёбрах. Нужно было бежать. Бежать из проклятой чащи и спасаться как можно скорее, вместе с семьёй и остальной деревней, пока ночной кошмар не добрался до них всех. Осознав это, путник торопливо пополз вперёд, силясь подняться на отяжелевшие ноги. Трава нещадно его по лицу, целилась в глаза и так и норовила попасть в рот, но он не смел останавливаться, даже несмотря на сбившееся дыхание и острое покалывание в боку. Лишь один раз на мгновение замер, чтобы обернуться в надежде, что всё этому ему померещилось. Что не оживал никогда истлевший от времени ясени, а монстр, в страхе перед которым дрожали его односельчане, и вовсе не существовал.
Но лесное существо и не думало исчезать. Покинувшее свою нору, оно с ловкостью проворной белки спустилось по стволу, скаля блеснувшие в полумраке зубы-иглы, и замерло среди колыхающихся в воздухе корней. Бледное, узколицое и угловатое, словно деревянная кукла, грубо вытесанная неумелым резчиком: с хрупкими плечами и нескладной фигурой, напоминавшей очертания ещё не оформившейся девочки-подростка. Длинные костлявые руки его — сухопарые веточки, поросшие мхом, а волосы — болотная тина с запутавшимися в ней ясеневыми листочками, такими же тёмными и пожухлыми, как само дерево, служившее укрытием монстру, не дикому животному, но и не человеку.
Насторожившись, существо (не то нимфа, не то лесная наяда) задумчиво склонило голову набок, прищурило чёрные глаза-бусинки, смахивающие на спинки блестящих жуков, а затем пригнулось и с утробным шипением оттолкнулось от земли. Юноша только и успел увидеть, как мелькнули в звёздном небе растрёпанные волосы — ночной кошмар воспользовался его замешательством и теперь догонял с поражающей молниеносностью. Вскочив, наконец, на ноги, кузнецкий сын на мгновение пошатнулся и что было мочи бросился к зарослям колючих кустарников, среди которых он оставил догорающий во мраке фонарь. Лишь огонь способен был отпугнуть лесного монстра — алое пламя не зря служило деревенским жителям последним рубежом, отделявшим их от цепких когтей поселившегося в ясене существа.
До укрытия оставалось совсем немного, когда левое плечо юноши пронзила острая боль. Громко вскрикнув, он от неожиданности отступился, чувствуя, как по онемевшей руке заструилась горячая липкая кровь. Знакомый солоновато-металлический запах её пропитал тунику и резко ударил в ноздри, вызывая новую волну страха. Внутренний голос уже не просто кричал — перешёл на визг, умоляя убежать, спрятаться, сделать хоть что-то, чтобы преследовавшая путника тварь осталась далеко позади. Болезненно застонав, юноша с трудом перевернулся на спину. Смерть, нашедшая воплощение в теле лесного монстра, уже нависала над ним, хрипло дыша и разевая острозубую пасть. Маленькое лицо, острые скулы и подбородок, твёрдые, будто деревянные, линии впалых щёк. И глаза, чересчур огромные, чёрные, как сгустки непроглядной тьмы с полыхающим в ней огоньком злобы. Близость дикого взгляда обжигала, страшила не меньше окровавленных когтей, и кузнецкий сын сам не заметил, как занёс кинжал для удара.