Брент вытер глаза и взглянул на Стиви, в отношении которого также испытывал серьезное беспокойство. Вот уже почти десять лет перегоняя скот, гуртовщик научился видеть разницу между хорошими парнями и плохими, между хорошими парнями, порой оступающимися, и плохими, поступающими хорошо, чтобы обмануть окружающих. Ужасное предприятие, которое затеяли Плагфорды, могло превратить Стиви, уже пристрастившегося к выпивке и позволявшего себе рискованные выходки, называя их забавами, в человека, у которого за пьянкой следуют перебранки и драки со стрельбой и который в конце концов просто не доживет до двадцати двух.
Жизни сестер Брента, его отца и брата висели над бездной.
За топотом копыт и похрустыванием травы были почти не слышны доносившиеся время от времени всхлипы пленника, человека в сундуке. Один раз Щеголь взглянул на фургон, но решил, что ослышался.
Надвинулся беспокойный сумрак без следа небесных тел.
Уставшие, но еще скорые на ходу лошади вырвались с заросшего дикой травой поля на тропу, выбитую копытами и утрамбованную колесами повозок местных жителей. Колеи подсказывали, что до Нуэва-Вида уже рукой подать.
– Так-то лучше, – подал голос со скамьи Штукарь. – Хотя я и не против получать пинки под зад одиннадцать часов кряду. – Он выпрямил спину, которая издала при этом семь щелчков.
Брент посмотрел на брата.
– Стиви!
– Да?
– Отвечаешь за ночевку. Присмотри подходящее местечко для лагеря – что-нибудь скрытое, уединенное.
– Так мы не в городе остановимся? – спросил Стиви недовольным тоном человека, у которого из-под уха выхватили мягкую подушку.
– Будет лучше, если нас никто не увидит, – объяснил Брент. – Мы с мистером Стромлером поговорим с Охосом, Длинный понаблюдает снаружи, но вы будете сидеть в лагере.
Толку от Стиви на предполагаемой встрече не было бы никакого (скорее, он мог испортить все своей несдержанностью и язвительностью), и Брент хорошо знал, какое впечатление производят такие люди, как его отец и Длинный.
– Ладно, лагерь я устрою. – Проведя в седле едва ли не целый день, Стиви слишком устал, чтобы спорить.
– Штукарь тебе поможет.
Длинный, ни разу не обернувшийся с тех пор, как они выехали из Лизвилля, посмотрел на ковбоя.
– Брент.
– Да?
– После вашей встречи поедешь со мной.
По спине Брента пробежал холодок. До сего момента он полагал, что стрелок сам добудет необходимую сумму в мексиканских долларах.
– Твой отец сейчас не в том состоянии. – Длинный отвернулся.
Джон Лоуренс, державший в руке поводья двух лошадок, приготовленных для спасенных дочерей, промолчал.
– Я могу, – вызвался Стиви.
– Нет, не можешь, – отрезал Брент.
Ковбой знал, что выхода нет.
Ожидавший всадников спуск оказался настолько крутым, что влажные от пота волосы отлипали ото лба и свешивались; впереди вырастал горный кряж. Острые пики выступали словно паруса приближающихся боевых кораблей.
Спуск затянулся минут на двадцать, после чего пейзаж выровнялся. Между путниками и горами то и дело вставали кактусы, остролистая юкка и невысокие, напоминающие черепах холмики. Через некоторое время путники оказались в густой роще.
Оглядевшись, Стиви указал на полянку, скрытую со всех сторон зарослями.
– Как насчет встать здесь?
– Подойдет, – одобрил Брент. – Как только увидим город, возвратишься сюда и устроишь лагерь.
– Сделаю.
– И пусть отец обязательно поест. Он уже третий день в рот ничего не берет.
– Постараюсь что-нибудь скормить.
– Будет отказываться, мы со Стиви его заставим, – добавил Штукарь.
– Да уж постарайтесь. – Брент на секунду задумался. – Если совсем никак, вылейте суп ему в виски.
Выбравшись из леса, братья, негр и Щеголь пристроились к главам экспедиции. Милях в сорока громоздились темно-бурые горы, поглотившие большую часть горизонта.
Брент скользнул взглядом по устремленной к хребту равнине, отыскивая приграничный городок, что на-деялся увидеть еще час назад. В нескольких милях от их нынешнего местоположения он приметил странное охряное свечение. Облегчение скатилось по спине, будто выжатая из губки теплая вода. Ковбой протянул руку.
– Должно быть, это и есть Нуэва-Вида. – Он посмотрел на Щеголя. – А что это значит, «Нуэва-Вида»?
– Это значит «новая жизнь».
Слева послышался звук, похожий на треск хвороста. Брент повернулся и увидел, что это смеется Длинный.